Влажные Области
Шрифт:
большую роль. Чтобы я его пачкала.
Вот теперь я звоню.
Пожалуйста. Хорошо бы пришел Робин.
Иногда мне тоже везет. В палату заходит Робин.
«Что случилось, Хелен?»
«Можно мне, пожалуйста, чистую накидку?»
Я протягиваю ему смятую мокрую накидку и специально делаю так, чтобы
при этом движении одеяло немного опустилось, и он увидел мои соски.
«Конечно. А что случилось? Снова кровотечение или что?»
Он беспокоится за меня. Удивительно.
наслушаться от меня. И увидеть. Мне это незнакомо.
«Нет, нет. Кровотечения нет. Я бы сразу сказала тебе. Я пыталась
маструбировать под кроватью, и нечаянно опрокинула себе на голову стакан
воды. И все намокло».
Он громко смеется и качает головой.
«Очень смешно, Хелен. Я так и думал. Ты не хочешь рассказывать мне, что
произошло. Но я все равно принесу тебе новую. Сейчас вернусь».
В то недолгое время, когда где-то в шкафах Робин искал одежду ангелов,
мне становится смешно и одиноко. Что делать? Я нажимаю рукой на педаль
мусорного ведра из хрома на металлическом ночном шкафу и опускаю туда свою
руку. Самодельный тампон уже не красный от свежей крови, а коричневый от
старой. Я открываю бокс с чистыми прокладками, который стоит с другой стороны
от меня, и кладу туда тампон из туалетной бумаги. Надеюсь, что мои бактерии
там размножатся и окажутся на всех марлевых бинтах и четырехугольных
прокладках, но никто не заметит этого, потому что бактерии невидимые. На
солнце в боксе очень жарко. Идеальный климат чашки Петри для достижения
моих целей. Но потом надо не забыть убрать оттуда тампон. Когда меня выпишут,
следующий пациент с больной задницей должен продолжить мой эксперимент и
доказать мне и миру, что ничего страшного не произойдет, если использовать
бинты с бактериями других людей на них, чтобы остановить собственное
кровотечение на отрытых ранах. Я проверю это: переодевшись в зеленого ангела,
я каждый день буду стучать в дверь, одновременно открывая ее, так я застукаю
пациента с больной задницей, когда он будет маструбировать. Так быстро
знакомишься.
Заходит Робин.
Улыбаясь, он протягивает мне накидку. Я опускаю свое одеяло на колени. Я
лишь делаю вид, что мне все равно, что он видит меня абсолютно голой сверху. Я
начинаю разговор, скорее для того, чтобы расслабиться. Я надеваю накидку на
руки и прошу его завязать мне ее сзади. Он завязывает маленький узелок на
затылке и говорит, что ему нужно продолжать работать. Но еще он добавляет: к
сожалению.
Он уже давно ушел, как кто-то снова стучится в дверь. Он точно
хочет мне что-то сказать. Пожалуйста.
Нет. Это мой отец. Неожиданный визит. Так у меня никогда не получится
заманить обоих в палату. Я имею в виду моих родителей, если они приходят и
уходят, когда им захочется, не обращая внимания на график посещения больных.
У моего отца что-то странное в руке.
«Здравствуй, дочка. Как у тебя дела?»
«Здравствуй, папа. У тебя уже был стул?»
«Какая наглость», – говорит он и смеется. Думаю, он понимает, почему я
спрашиваю его об этом.
Я протягиваю ему свою руку, как я делаю всегда, когда папа должен мне
что-то дать. Он кладет мне в руку подарок. Что-то непонятное в прозрачной
фольге.
«Шарик? Серый шарик? Спасибо, папа. Это точно поможет мне поскорее
выздороветь?»
«Открой. Ты слишком быстро делаешь выводы, дочка».
Выглядит как ненадутая подушка для головы [для поездок], только не в
форме подковы, а круглая, как спасательный круг, но для очень худых людей.
«Ты не догадываешься? Это подушка для больных геморроем. С ней ты
сможешь сидеть и не чувствовать боли. Больным местом ты садишься в середину
кольца, и оно оказывается в воздухе, а если его ничего не касается, это не может
причинить боль».
«О, спасибо, папа».
Видимо, он долго думал о том, что мне больно, и что он может сделать
против этого. У моего папы есть чувства. И кое-какие ко мне. Прекрасно.
«Папа, где такое продают?»
«В санитарном отделе».
«А разве он называется не санитарией?»
«Может быть. Тогда в санитарии».
Это уже долгий разговор для наших отношений.
Я разрываю фольгу. И начинаю надувать круглую подушку. Думаю, такое
занятие, как долго лежать и представлять себе секс с санитаром, совсем не
укрепляет легкие. Через несколько вздохов у меня темнеет перед глазами. Я
отдаю подушку папе, чтобы он надул ее до конца.
На последнем вздохе я специально оставляю особенно много слюней на
ниппеле. Сейчас папа возьмет его в рот, не протерев. Это уже первый шаг к
поцелую с языком. Можно же так сказать, да? Я очень хорошо могу представить
секс со своим отцом. Раньше, когда я была маленькой, и мои родители еще жили
вместе, по утрам из спальни в ванную они всегда ходили голыми. И в паху у
моего отца всегда виднелась такая толстая палка. Уже, будучи маленькой, я была
в полном восторге от этого. Они-то думали, что я ничего не замечаю. Но я
заметила. Еще бы.