Влипла! или Смотри, не влюбись
Шрифт:
– Подгузник собираюсь поменять. Разве не видно?
– выронил мужчина недовольно и глубоко вдохнул, будто собрался погружаться на большую глубину.
– Больше похоже, что вы разминаетесь для того, чтобы основательно втащить своему сыну за то, что он обкакался.
– Уральцева! – с моей фамилией Мирон Александрович выпустил весь накопленный в легких воздух. – Не хочешь помогать – не мешай.
– Молчу-молчу.
Показательно закрыла рот на замок и скрестила руки на груди, с весельем наблюдая за тем, как Мирон
Разорвав сбоку шов на подгузнике-трусиках, Мирон Александрович явно подавил приступ тошноты, стоило ему увидеть кучку, «слепленую» его сыном.
– Я думала, вы делаете это каждый день, - хмыкнула я.
– Каждый. Но до сих пор не могу привыкнуть.
Лицо босса комично сморщилось, когда разорвал второй шов подгузника.
Я бы помогла, но наблюдать гораздо интереснее.
Мирон Александрович аккуратно приподнял за ножки сына и вытянул из-под него подгузник. Нелепо свернул его одной рукой и отложил в сторону. Сразу потянулся за пачкой салфеток и достал из нее, наверное, половину содержимого, стараясь сделать всё как можно быстрее. Едва касаясь и почти не глядя, стал обтирать сына.
– Серьёзно? – округлились мои глаза. – Тимка покакал, а вы его просто салфеточками протрёте?
– А как еще? Я всегда так делаю, - заявил всезнайка, который очень сильно старался не дышать.
– Вот представьте, что вы обделались, а вам дали только влажные салфетки, чтобы вы там все себе довели до гигиенической чистоты и блеска.
– Я всегда так делаю, - как робот повторил Демоня.
– Как? Обделываетесь и вам хватает пары салфеток?
– Уральцева! – кое-кто терял терпение.
Впрочем, я тоже.
– Помойте Тима.
– Не могу, - очередная салфетка легла на грязный подгузник.
– Почему?
– Я боюсь, - не глядя мне в глаза, ответил мужчина.
– Чего вы боитесь?
– Боюсь, что не удержу Тимку, и он выскользнет из моих руках.
– У вас большие и сильные руки. Никуда он не выскользнет. Идёмте мыться.
– Я не стану, - как перепуганный мальчишка стоял на своем Мирон Александрович.
– Я буду рядом и помогу вам, - заверила я мужчину.
Что-то взвесив в своей мудреной голове и посмотрев то на меня, то на сына, Демоня, таки, решился и подхватил Тима, неся его в ванную комнату на вытянутых руках.
Мне пришлось бежать впереди и включать везде свет, и настраивать оптимальную для ребенка температуру воды.
– Нужно полотенце! – спохватилась я.
– В комнате Тима в комоде, - тут же ответил Демоня, всё ещё удерживая Тима на вытянутых рук.
– Вы пока начинайте. Я сейчас.
Взяла в комнате Тима полотенце, вернулась в ванную и заметила, что ничего не поменялось. Разве что Мирон Александрович стал еще больше паниковать.
–
– Откуда такие познания, Уральцева?
– Я уже говорила, что провела лето с сестрой и ее близнецами. Давайте-давайте, а то сейчас все присохнет, и вы замучитесь отмывать.
– Рукой, что ли? – серые глаза буквально кричали о панике. – Без губки.
– Просто рукой, Мирон Александрович. Это какашки, а не кислота.
– Не напоминай мне, что это!
Вот же истеричка…
С трудом подавила смех и приготовилась, если что помогать мужчине.
Бережно, Демоня уложил Тима на свою руку животиком и поднес его попку под струю воду. И просто ждал, когда вода все сделает сама.
– Рукой, Мирон Александрович, - напомнила я.
Злобно на меня глянув, Демоня глубоко вдохнул и, стараясь не смотреть, начал мыть сыну попку.
Всё это время Тима смотрел вниз и наблюдал за водичкой, в которой иногда кое-что проплывало.
– Мирон Александрович, - позвала я.
– Чего тебе? – буркнул он максимально раздраженно.
– Буэ, - подразнила я его, изобразив тошноту.
И если звуки, исходящие из меня, были фальшивыми, то из Демони исходили сами настоящие.
– Уральцева! – рявкнул он, а я и Тимка лишь рассмеялись.
– Простите, не сдержалась, - изобразила я саму невинность.
Когда с мытьем малыша было закончено, помогла завернуть его в полотенце. И снова всей компанией мы вернулись в детскую, где Мирон Александрович уложил Тима на пеленальный столик и уже почти профессионально переодел в чистый подгузник и бодик.
– Молодец, папа! Да, Тима? – улыбнулась я мальчишке, который что-то улюлюкал на своём.
– Чёрт! Вымок, - буркнул Демоня и рывком стянул с себя мокрую футболку, забросив ее в корзину с Тимкиной одеждой. – Иди ко мне, засранец, - подхватил он сына на руки и со всей суровостью, что у него была, тут же нежно чмокнул малыша в щечку. – Унесешь в мусорный пакет подгузник и салфетки? – обратился ко мне мужчина.
– Э, нет. Меня здесь нет, Мирон Александрович. Моя смена еще не началась, - затрясла я руками и двинулась спиной к выходу из детской.
– Тебе сложно, что ли? Помоги. Всё-таки, жизнь отца-одиночки – не сахар.
– Нечестно возвращать мне мои же слова с парковки, - возмутилась я. – Хотя похвально, что вы их запомнили.
– Ты была так убедительна в тот день, что я не мог не запомнить, - деловито хмыкнул Демоня. – Поможешь?
Перед лицом оказался подгузник и ворох грязных салфеток.
– Нет, - открестилась я и взвизгнула, когда босс пошёл в наступление с вонючим набором в одной руке и со смеющимся сыном – в другой. – Так нечестно! – кричала я, убегая от веселящихся родственничков.