Влияние
Шрифт:
— Простите, доктор Корсо, но, по-моему, на сегодняшнем совещании вы должны были представить материалы, основанные на данных поверхностного радара.
Корсо перевел взгляд с Дерквейлера на Чодри и назад. Теперь гнилая сущность Дерквейлера должна была стать понятной всем.
— Мне это представлялось более важным, — наконец произнес он и посмотрел на Чодри в поисках… в надежде на моральную поддержку.
Чодри откашлялся.
— Скажем прямо, я пока не разделяю вашего энтузиазма по поводу полученных данных, доктор Корсо. Большие погрешности
— Большинство космологических данных едва ли превышает уровень фона, доктор Чодри, — тихо заметил Корсо.
— Верно. Но я, хоть убей, не представляю себе, что могло бы стать источником гамма-излучений на поверхности мертвой планеты, где в данный момент не наблюдается ни тектонической активности, ни магнитного поля. Что же до черной дыры или… — Явный скептицизм в голосе позволил ему оставить фразу незавершенной.
— Позволю себе высказать в качестве рекомендации исследование поверхности планеты с целью визуального поиска объекта, способного испускать гамма-лучи. Если бы нам удалось засечь источник гамма-излучений, мы могли бы сфотографировать его при помощи камеры с высоким разрешением. Скажу больше: возможно, мы уже получили такой снимок, но просто не смогли оценить его значение.
Чодри будто бы приходил в себя — он пристально смотрел на экран, и все ждали, что он скажет.
— Я вижу здесь неувязку.
Корсо напряженно молчал, затаив дыхание.
— Судя по вашим диаграммам, для этого так называемого источника гамма-излучений характерна примерно тридцатичасовая периодичность. Однако вращение Марса происходит за двадцать пять часов. Как вы объясните подобное расхождение?
Корсо обращал внимание на разницу, но она казалась ему незначительной.
— Пять часов — погрешность в пределах допустимого.
— Прошу прощения, доктор Корсо, если перенести на это вашу диаграмму, то произойдет сдвиг по фазе, и весьма внушительный — далеко за пределами допустимого.
Корсо смотрел на диаграмму. Чодри прав — теперь это бросалось ему в глаза. Элементарная, глупая и непростительная ошибка.
Воцарилась мертвая тишина.
— Понимаю, о чем вы говорите. — Его лицо пылало. — Я перепроверю все данные, чтобы прийти к окончательному выводу. Однако периодичность несомненно отмечается — она может объясняться орбитальным движением вокруг планеты.
Вновь вмешался Дерквейлер:
— Доктор Корсо, даже если данные точны — в чем я весьма сомневаюсь, — это непозволительный уход от работы над решением наших главных задач. Я бы настоятельно просил вас направить усилия на обработку данных поверхностного радара — результатов, которые мы давно ждем.
— Но… нам обязательно следует разобраться в причине аномальных гамма-излучений, — неубедительно возразил Корсо. — Они могут представлять угрозу жизни на Земле.
— Не уверен, что здесь уместно говорить о какой-то аномалии, — сказал Чодри. — И не приветствую распространение панических
— Но ведь даже если существует малейшая вероятность…
— Когда всматриваешься слишком долго, можно увидеть и то, чего нет, — оборвал Чодри. — Таковы особенности человеческого рассудка. — Он говорил это спокойно, почти сочувственно. — Данные с радара крайне важны. Покойный доктор Фримэн посвятил слишком много времени изучению гамма-излучений, и мне бы очень не хотелось, чтобы вы совершили такую же ошибку.
Дерквейлер повернулся к Чодри.
— Чак, я сам закончу анализ данных, полученных с радара, — завтра к пяти они будут у тебя на столе. Приношу свои извинения за задержку.
— Завтра, к пяти, — кивнул Чодри. — Буду признателен, Уинстон.
Остаток совещания Корсо просидел с сосредоточенным выражением лица, скрестив на груди руки, — он ничего не видел и не слышал, ему казалось, будто он умирает. Он даже не почувствовал, когда Марджори Люнг утешительно похлопала его по плечу. Ну как же он мог допустить такую элементарную ошибку?
Фримэн был прав: Чодри на поверку оказался таким же идиотом, как Дерквейлер. Ну а он сам? По уши в дерьме.
ГЛАВА 22
Форд сидел на земле и, глядя на огонь, прислушивался к доносившимся из ночных джунглей звукам. Темный лес вокруг напоминал влажное подземелье. Приподняв крышку висевшего над костром котелка, Хон помешал палочкой еду.
— Ну и что теперь? — скептически осведомился он. — Как ты собираешься уничтожить эту шахту?
Форд вздохнул.
— Я видел, как выстрелом в голову убили моего дядю, — это произошло во времена «Полей смерти», — сказал Хон. — Знаешь, что ему поставили в вину? У него была кастрюлька-котелок.
— А в чем состав преступления?
— Это было при красных кхмерах, а они считали: собственность типа котелка доказывала, что ты не проникся духом коллективизма, коммунистическими идеалами. И то, что у него было пятеро детей, которые просили есть, никого не волновало. Сначала на его глазах убили сына, а затем и его самого. Вот с какими людьми тебе придется иметь дело, Уаймэн.
Форд бросил сломанную палочку в костер.
— Расскажи мне о Брате Номер Шесть.
— Студентом он в пятидесятых учился в Париже в одной группе с Пол Потом. Во времена «Полей смерти» под именем Та Прак стал членом Центрального комитета.
— А происхождение?
— Образованная семья из Пномпеня. Мерзавец приказал их всех убить — братьев, сестер, отца, мать и деда с бабкой. Он представил это как подтверждение чистоты своих идеалов.
— Умница.
— В девяносто восьмом, после смерти Пол Пота, он сбежал на север, занявшись контрабандой наркотиков и драгоценных камней, — «революционные идеалы» благополучно трансформировались в криминал.
— Что им движет сейчас?
— Проше не придумаешь — инстинкт самосохранения.