Влиятельные джентльмены

Казанцев Дмитрий

Тёмно-коричневый роскошный автомобиль с затемнёнными стёклами и узнаваемой «летящей леди» Роллса и Ройса на капоте остановился в Свечном на углу с Лиговкой. Тёмная фигура отделилась от стены и проворно юркнула в приоткрывшуюся дверь машины. Дверь тут же закрылась – и блестящий от капель автомобиль, высокомерно рыкнув, плавно тронулся с места, чтобы сделать круг по кварталу, пока господа внутри разговаривают.

– Добрый вечер, Александр Климентович, – человек в котелке на заднем сидении сказал это так, что было ясно, что имел он в виду обратное.

– Добрый, Ваше сиятельство. Чем обязан такой скорой аудиенцией? – подполковник, только что севший

в машину, стряхнул капли воды с рукавов плаща.

– Кроме благодарности за очередное с блеском исполненное поручение, у меня всё же остался к Вам вопрос по завершении дела.

– Вопрос, мессир?

– Да. «El Fuego» вам угрожали?

– Угрожали. Но пусть это не беспокоит Ваше сиятельство, я могу защитить себя и свою семью. Не смею Вас утруждать просьбами на этот счёт.

– Смело, господин подполковник. И безусловно в Вашем духе, ведь каждый знает, как Вы любите работать в одиночку. Но в этот раз я попрошу Вас принять нашу помощь. «El Fuego» сильны. И, что главное, они не присылают пустых угроз.

– И тем не менее. Благодарю Вас покорнейше за предложенную поддержку. Пока я в ней не нуждаюсь.

– Что ж, Ваш выбор. Но знайте – если Ваше мнение вдруг изменится, Вам нужно лишь позвонить. Нам действительно дорога Ваша поддержка наших начинаний, а потому Вы можете всецело рассчитывать на ответное содействие.

– Спасибо ещё раз, Ваше сиятельство.

Внезапно по соседней улице пронеслись машины экстренных служб с сиренами. Подполковник резко посерьёзнел лицом и рывком обернулся на звук.

– Велецкий, в какой стороне отсюда Ваш дом? – медленно произнёс человек в котелке, делая знак водителю притормозить.

Но тут по улице громко прошумели новые сирены, да в том же направлении – и Александр Климентович, прямо на малом ходу открыв дверь машины, сорвался с места и растворился в темноте.

* * *

На Филиппов день гуляли все, не вспоминая про пост. Гуляли в Таврическом, через который правящая коалиция протащила концессию – и теперь у страны на полвека был доступ к далёкой перспективной нефтедобыче, да притом и почти без первоначальных вложений. Гуляли в гильдии нефтяников, половина которой рассчитывала поживиться на новом месторождении, а вторая уж не рассчитывала, а вполне определённо строила планы войти в долю с Нойманном. Гулял сам Корнелиус Нойманн, получивший благодаря русскому протекторату доступ к жиле «чёрного золота». Гулял, правда, сдержанно и как-то напряжённо, но это, верно, лишь потому, что осеннею порою американская часть его натуры поборола русскую, а за океаном, всякому известно, не умеют гулять так, как здесь…

Гуляли и в Охранном отделении, где теперь уже доподлинно были уверены в том, что всё улеглось, международного скандала удалось избежать, а значит можно приступить, наконец, к награждению причастных и непричастных. Подполковник Велецкий был на радостях вызван Рязановым куда-то в высшие сферы. Поговаривали даже, что на Высочайшую аудиенцию… Это, конечно, вряд ли, но вот что с товарищем министра они сейчас уговаривают очередное приношение французских виноделов – это как пить дать!

На улице шёл сильный дождь, даром что на носу декабрь по новому стилю. Дежурный принёс промокший конверт на имя начальника как раз во время очередной здравницы в честь Государя. Отслушав гимн, капитан Плещеев, ещё не садясь обратно на стул, походя взял конверт с подноса. Хм, без адреса, подписан на печатной машинке…

Он хотел было отнести конверт в кабинет Велецкого, но, воодушевлённый гимном и разгорячённый

шампанским, помедлил под взглядами товарищей, да и открыл его – кто здесь наперсник командира, в конце концов! Кого хвалили перед самим генералом…

«Вы напрасно продолжили поиски янки. Подумайте об этом, когда будете строить новый дом и новую жизнь на пепелище!»

Юрий Степанович сперва покачнулся, стараясь собрать порядком уже разбежавшиеся за вечер мысли – да и кинулся на улицу опрометью как был в одном мундире, прямиком в мёрзлый ливень. Только крикнул дежурному, чтобы подполковника срочно, срочно вызвонили домой.

За руль нельзя, хотя и очень хотелось. По счастью, одно из служебных авто стояло прямо перед входом, да и водитель был внутри. Плещеев вихрем влетел на переднее сиденье и, задыхаясь от волнения, потребовал доставить его по адресу командира, который знал на зубок. Взглянув в глаза капитана, шофёр даже не спросил форменного разрешения, а сразу же молча включил сирены и принялся гнать что есть мочи. Но всё равно не успел.

Знакомый переулок был оцеплен огнеборцами.

Те уже сбили пламя, но всё равно методично поливали из брандспойтов дом, бывший ещё утром трёхэтажным. А на пороге дома, не обращая внимания ни на кого вокруг, сидели двое: мальчик лет одиннадцати и маленький человек в перепачканном сажей местами прогоревшем мундире с бездыханной девочкой на руках.

* * *

У холодного окна по другую сторону от ветреного и зябкого ноября за маленьким столиком сидели двое – мальчик и мужчина. Оба осунувшиеся и усталые так, как не устают ни от одной самой тяжкой работы. Мальчик сидел, опустив глаза и бессильно опершись на стол, а мужчина держал его руки в своих и иногда сжимал их так, словно держал мальчика на краю бездны.

– Папа… Я забуду это?..

– Нет, не забудешь… Но в будущем обязательно найдётся что-то ещё. Что-то ещё, кроме этого. То, что тоже можно помнить.

– Можно, я найду тех, кто это сделал? И они мне заплатят…

– Обещаю тебе, Тимур, я найду их раньше тебя. И раньше, чем они сами думают.

Мальчик на секунду отвернулся и смахнул что-то с глаз.

– Не держи в себе ничего, Тимур, прошу тебя. Со мной ты можешь открыто говорить обо всём. Даже…

– Я же мог спасти Ольгу!..

– Ты прав. И я тоже мог спасти её. Но… что нам теперь остаётся? Делать то, что в наших силах. Спасать тех, кого ещё можно спасти…

– Я буду делать так, когда вырасту! Как ты!

– Да. И я знаю, что у тебя это получится лучше, чем у меня. И знаю, где тебе лучше всего было бы этому учиться. Я увезу тебя в Москву, подальше от… отсюда. И от меня.

– От тебя?.. Но почему, папа? Я не хочу… не хочу далеко…

– Прости, Тимур… Но только так у меня будет надежда на то, что ты жив и здоров. Не надобно тебе оставаться в Петрограде, пока я здесь…

* * *

Летом 1978 года Тимур Велецкий успел дважды побывать на гауптвахте – точнее, в том месте, которое именовалось этим грозным словом в Третьем Московском кадетском корпусе. Офицеры-воспитатели сравнивали два табеля и дивились: в табеле успеваемости, как и в прошлом году, не сыщешь места, свободного от похвал, а в табеле дисциплины – свободного от взысканий. Подростковые «бунты» были делом обыденным для корпуса, в котором мальчики находились безвыездно порою по несколько лет подряд. Но даже на их фоне Тимур умудрялся чудить.