Вложения Второго Порядка
Шрифт:
Бутылку поставил на аккуратно сложенные под навесом и просушенные для банных услад поленья. Хотел вскрыть по-гусарски, но попал только с пятого раза и насмерть! Осколки и брызги оправдали игристый замысел бутылки.
– Ты чего, родной?
– спросил у него подошедший на шум какой-то старик в зелёном дождевике, судя по всему, местный сторож.
– Тоскую я, - честно признался Зотов
– Зачем?
– Выпить хотца, а нечего.
– Так мы это мигом. Тебя как кличут?
– Зотов я, Дмитрий.
– Меня Михаилом Парамоновичем, а по-простому - Парамонычем кличут. Я сторож местный.
И старик подался на всех парах.
А Зотов прежде направился в дом за какой-нибудь снедью. Чем чёрт не шутит, может и на самом деле старик организует, - и закусить чем-то тогда будет нужно. Ведь так? Не ханыги какие-нибудь, чтоб без закуси лакать. Тем более что к тому часу тропинку в хозяйский холодильник он уже протоптал.
12.
Парамоныч не обманул, - действительно привёл какого-то высокого поджарого мужчину. Солидного. В летах. И престранно, кстати, одетого - в накрахмаленный до хруста белый халат. В длинный такой такой. До самых пят.
Мужчина этот в одной руке держал походную корзинку и бутылку "Столичной" в другой.
– Журавлёв Александр Михайлович, - первым представился он первым.
– Ваш сосед слева. А вы, позвольте узнать, родственником Ирины Эдуардовны будете?
– Буду, - нагло спрогнозировал Зотов и протянул Журавлёву руку.
– Зотов Дмитрий Александрович, можно просто - Дмитрий.
– Погостить приехали?
– поставил аккуратно бутылку на лавку и крепко пожал протянутую руку Журавлёв.
– Ага, вроде того... Отслужил в стратегических ракетчиках, теперь на пенсию вышел. Весь вышел... А здесь, у вас... проездом.
– Такой молодой и на пенсию, - ахнул Парамоныч.
– Бывает, - не удивился Журавлёв и начал выгружать содержимое корзины.
– Ну, мужики, вы пока погуторьте, - у меня картошка доходит на плите. Сейчас доставлю, - поковылял в свою сторожку Парамоныч.
– А вы отдыхаете здесь или постоянно живёте, - поинтересовался у Журавлёва Зотов для затравки разговора.
– Я здесь работаю, Дима. У меня в подвале небольшая лаборатория имеется. Небольшая, но хорошо оборудованная.
– Химия или биология?
– И химия, и биология.
– А что исследуете, если не секрет?
– Да какой там секрет, но только ... Как бы так объяснить-то попроще... попонятнее-то, - задумался профессор, приступив, при этом, к разделке копчёной колбасы.
– Ну, в общем, если вам так интересно, изучаю в данный момент то, какие цитогены дрожжей получаются в результате вариаций в экспрессии хромосомных генов, приводящих к альтернативным вариантам складывания полипептидных цепей. Ничтоже сумняшеся надеюсь, что это приведёт меня к пониманию новых молекулярных механизмов регулирования действия белков путём длительно сохраняющейся настройки их активности без изменения первичной структуры закодированных в ДНК генов... Приблизительно так.
– Просто - песня какая-то, - Зотов давно не слышал такого количества новых слов одновременно. "Дрожжи" - было, собственно, единственным словом, которое он понял, поэтому покосился на бутылку и спросил: - А это случайно не самогонка?
–
– Отчего такие самоограничения?
– поинтересовался Зотов, нарушив вакуум упаковки с морскими гребешками.
– Осторожное отношение к любой выпивке, - принялся серьёзно объяснять Журавлёв.
– То есть, Дима, отношение к выпивке, как к действу сугубо сакральному, требующему особых знаний. Знаний, раскрывающих тайну Числа Зверя.
– Ого! Прям таки, - Числа Зверя?!
– Да, да. Слышали, Дима, что-нибудь о пророчествах Иоанна Богослова?
– А как же! Конец света, Армагеддон, Брюс Виллис и Арнольд Шварценеггер.
– Да, верно, Битва у города Магеддон, - кивнул Журавлёв.
– И не знаю, как насчёт названных вами бойскаутов - числятся ли они в последнем воинстве или нет, - но про Всадника Апокалипсиса и про Число Зверя там, в Откровении, ярко сказано.
– Странно, я уже сегодня... Всадник Апокалипсиса, говорите?
– Ну да, - конь бледный, и на нём всадник, которому имя Смерть. Один из образов самого знаменитого пророчества.
– И грациозный круп коня под Всадником засеребрится, - задумчиво продекламировал Зотов.
– Может и засеребрится, - не стал спорить с этим утверждением Журавлёв. Он почти уже закончил раскладывать на одноразовой тарелке ловкие кружочки колбасы.
Но не успел закончить он с этим блюдом, - помешал ему раздавшийся телефонный звонок. Зотов, озираясь по сторонам, не поверил собственным ушам, а Журавлёв спокойно достал со дна корзинки трубку сотового телефона:
– - Алло, слушаю... А-а-а, Лёнь, привет! Что у тебя?... Что, говоришь?... Тушёнка. И сколько?... А цена?... А у нас-то она почём идёт?... Это белорусская?... Так... По всему, рубль шестьдесят с банки выходит... Минус жэдэ тариф... А сколько мест?... В вагон сколько банок входит, говорю?... Хорошо... Ну-ка, перемножь... Сколько?... Т-а-а-к... Пожалуй, будем брать... Да... А когда у нас будет, если сегодня отправят?... Послезавтра утром?... В воскресенье значит, - не очень, конечно... Но ладно... Хорошо. Ты вот что, - давай, пробей тариф, уточни по сертификатам, и пусть они договор по факсу скинут, - и если всё в порядке, то проплачивай. А потом на станцию смотайся - телеграмму о готовности принять вагон отбей, - не забудь... Да, и ещё - Николаю дай команду, пускай проработает вопрос реализации... Ну, там, конечно, как получится, но лучше, чтобы не разбивать партию, а прямо сразу, - вагоном... И мне потом отзвонись. Лады?.. Всё. Давай, трудись. Солнце ещё высоко.
Журавлёв положил телефон обратно в корзину и пояснил, разведя руками, лукаво улыбающемуся Зотову:
– Простите, Дима, но, как видите, наука нынче у нас на самофинансировании... Итак, на чём мы с вами остановились?
– На Всаднике, чьё имя Смерть.
– Ну да...
– Вы хотели мне объяснить, профессор, какое отношение имеет видения, открывшиеся святому Иоанну, к такой прозаичной вещи, которой является водка, откупорил Зотов банку с маслинами, как оказалось, фаршированными - брр! анчоусами.