Влюбись за неделю
Шрифт:
Что думает второй, я даже предположить не могла. Но вряд ли лестное для Шарлотты. А у меня осталось всего четыре дня, что бы исправить впечатление, как-то его заинтересовать, влюбить… и самой влюбиться, но это, возможно, будет легче, чем я боялась. Тем обидней.
– Отправить вас в болото оказалось неплохой идеей, – задумчиво выдал призрак. – Но второй раз не получится. Есть еще одна возможность, но ее должна предоставить тебе не я.
– На Северный полюс ещё додумайся отправить, - огрызнулась я.
– С одним одеялом на двоих. Четыре дня. А он бегал по этому чертовому болоту за травками. Что толку?!
–
Боже, она ещё и всерьез это приняла! Никогда не шутите с призраками.
– Это была шутка, – на всякий случай объяснила я. А то ещё откопает где-нибудь магические резервы, с нее станется. А нам с Норвудом придется разыгрывать сценку из романтической комедии: «два индейца под одним одеялом не замерзли». – О какой еще возможности ты говорила?
– День рождения Сабеллы Норвуд. Послезавтра. Вполне возможно, что ты там будешь. Но не с моей помощью.
Девятое сентября. Перчатки из кожи страуса, отмеченные Норвудом в объявлении. Боже, Сабелла… что за ужасный день рождения ей предстоит. Она ведь все знает…
– Она знает. Думаю, если будет отмечать, даже навязываться не придется, она сама не упустит возможность дать нам пообщаться не в академии. Но разве ей сейчас до праздников!
– Именно чтобы дать вам возможность. Конечно, она будет праздновать. И позовет тебя.
Но это будет послезавтра. И останется уже два дня. Всего два.
Тоска и безнадежность – вот что я чувствовала сейчас. И никакие ухищрения и уверения Шарлотты не могли этого перебить.
– Все не так плохо, как тебе кажется. Не отчаивайся, - сказала она напоследок и исчезла.
Утешительница потусторонняя! «Не отчаивайся»! Ей легко говорить. Кажется, за эти три дня призрак Шарлотты успел забыть, что такое быть живым и испытывать эмоции. И я совсем не хотела становиться такой же! Мертвой и бездушной. А еще говорят, что призраки – слепок души. Или я что-то путаю? Никогда не интересовалась потусторонней мистикой.
Чтобы хоть как-то отвлечься, я решила провести вечер перед телевизором. Хоть так посмотрю на волшебный новый мир.
Уселась перед экраном и скомандовала:
– Включись. Покажи Сидней. А то по-настоящему я туда, похоже, уже не попаду.
– Недорогие горящие путевки, заказ гида, номера в лучших отелях… – попыталась предложить диктор, и я рявкнула:
– Нет. Банальную панораму города ты можешь показать или нет?! Без рекламы!
Лучше бы не просила. Сидней этого мира был прекрасен. Бело-зеленый город на берегу синего-синего океана. Знаменитый оперный театр, кажется, немного отличался, но тоже впечатлял. А еще чертов слишком умный агрегат приближал и показывал портальные площадки, так что я, наверное, хоть сейчас могла бы рискнуть и открыть портал. Никаких авиабилетов и длительных перелетов. Можно вообще провести там вечер, а завтра оттуда – на работу. Что мне мешает? Страх напутать с порталом через полмира? Так ведь я ничего не теряю. Ровным счетом ничего. Оставшиеся четыре дня – такой мизер по сравнению с целой жизнью, которую могла бы еще прожить, стоит ли вообще принимать их в расчет?
Оставив телевизор показывать красоты Австралии пустой комнате, я спустилась
Только я не знаю, окажется ли так же просто открыть портал через полмира. Ничего не знаю о визовом режиме и о том, как здесь обеспечивают охрану границ, если открыть портал способен каждый ребенок. Может, какой-нибудь антипортальный «железный занавес» стоит, и без визы размажет по нему как… неаппетитно, в общем, размажет. Или перенесет сразу «куда надо». В смысле, в «компетентные органы». Мне только таких проблем не хватало.
Через четыре дня рискну, тогда уже будет все равно.
На глаза навернулись слезы. Пиво, телевизор и мысли о вероятной скорой смерти – замечательный меня ждет вечер.
Интересно, чем занят Норвуд?
Нет, интересно другое – после той Эльзы, с которой они остались друзьями, у него кто-то появился? Сейчас – кто-то есть? Сабелла наверняка знает, но как раз в этом она могла и слукавить и промолчать. Хотя, раз все же полагает, что я сумею его заинтересовать… Буду считать, что он сейчас свободен. Так остается хоть какая-то надежда.
В телевизоре плыл Сидней с высоты птичьего полета, а я пила пиво и пыталась вообразить, каким Норвуд бывает с женщинами. Представлялась слегка смягченная версия привычного ядовито-ироничного модуса. «Саблезубые коряги» и «почти-вечернее-платье» – это даже мило, если не ожидать от мужчины каких-то особенных нежностей. Потому что на нежности Норвуд, кажется, способен только в отношении пурпурницы. «Смотри, детка»… с другой стороны, если бы он назвал «деткой» меня… ну уж нет, не надо!
А ведь у него тоже осталось всего четыре дня, хотя он об этом еще не знает. Наверное, плохо, что я ему не сказала. Нечестно. Вдруг у него тоже есть какая-то мечта, которую обидно будет не исполнить? Мало ли… может, вырастить ещё какой-нибудь супертурнепс? Или прокатиться на яхте до Большого Барьерного Рифа – почему бы нет, в конце концов? Должны же у него быть какие-то увлечения и кроме науки?
Я бы даже составила ему компанию. Наверняка это было бы интересно. Хотя вряд ли он мечтает последние оставшиеся дни провести с Шарлоттой.
А жаль.
Стоп. Это что же получается – я хотела бы провести эти дни именно с ним? Не потому что надо, а…
А потому что мне было бы приятно? меня вдруг увлекает его общество? Интересны его язвительные реплики?
Я допила бутылку и тут же открыла другую. Оказывается, пироги и болота очень легко сближают. Вернее, болота и пироги, хотя какая разница. Такие новости точно надо запить.
И заесть. Пиво – хорошо, а пиво с пиццей – лучше. Снова вниз. Здесь точно есть какие-то ограничения на шатания порталами туда-сюда, не зря же в доме Сабеллы, как и у Шарлотты, портал ведет в гостиную. Так что для Сиднея придется узнавать, как здесь обстоят дела с визами.
Я сделала заказ и села в кресло дожидаться своей вкусной пиццы. Отхлебнула еще пива, закрыла глаза…
Ажурная дуга моста Харбор-Бридж отражалась в синей бухте. Синюю гладь рассекали большие и маленькие катера, белели яхты, вокруг галдели туристы. А вон и похожая на паруса под ветром крыша Оперы.