Влюбиться на максимум

Шефф Вийя

— На здоровье! Я побегу, у меня тренировка. Послезавтра бой на чемпиона.

— Я буду держать за тебя кулаки, — сжимаю демонстративно.

— А я за тебя, — быстро целует в уголок губ и сбегает, оставив меня с открытым от удивления ртом.

— Макс! — удивлённый голос сзади.

— Да, Борис Васильевич? — поворачиваюсь к нему, пытаясь сосредоточить расфокусированный взгляд.

— Мы нашли донора!

Глава 74

Саундтрек: Гузель Хасанова —

Не плачь

— Что это? — широкая улыбка озаряет бледное лицо Макс, вошедшей в палату.

— Романтический ужин, — отодвигаю стул, обложенный подушками, чтобы она села.

— В больнице?

— Какая разница где, — помогаю сесть. — Завтра операция и надо подсластить пилюлю.

— Наркоз общий, мне нельзя есть, — осматривает тарелки.

— Чуть-чуть…

— Спасибо! — берет за руку. — Ты из меня девочку делаешь.

— Я из тебя женщину сделал, что я девочку не сделаю, — усмехаясь, пожимаю плечами.

— Гад! Какой ты гад! — шлёпает по плечу.

— А завтра сделаю мамой, — притягиваю к себе за шею и целую. — Спасибо, что была решительной и упёртой.

— Я боец, бьюсь до последнего вздоха, — слегка касается своими губами моих. — Мы так и не выбрали имя.

— Я тут подумал… Как тебе — Ева? Первая женщина…

— Не первая, — умничает Макс.

— Отбросим предысторию!

— Мне нравится. Что оно означает? — складывает голову на руки.

— Дающая жизнь.

— Отличное имя! Я согласна…

Ужинаем почти в тишине, но нам и не нужно ничего говорить, за нас глаза всё сделают. Просто смотрим друг на друга и топимся в той нежности и любви, что плещется внутри у каждого. Слова излишни, кроме "люблю", которое я повторяю по десять раз на дню. Если вдруг нам отпущено мало времени, то пусть знает, что я с ней до последнего.

Но я гоню эти мысли поганой метлой из своей головы. Завтра роды, пара недель на восстановление, а потом Макс и донора ждут в московской клинике для пересадки. И мы все молимся, чтобы всё прошло успешно. Бабуля моя уже сотню свечек в церкви за здоровье обоих поставила.

Я приглашаю Максим на танец, она немного неуклюже из-за живота топчется на месте. Музыку включаем в наушниках, поделив их по одному, чтобы не беспокоить других пациентов. Мне разрешено здесь жить только потому, что мой дядя главный и палата платная.

"Не плачь… Ещё одна осталась ночь у нас с тобой… Ещё один раз прошепчу тебе: "Ты мой"… "

— Всё будет хорошо, Макс…

Очень хочется прижать её к себе так, чтобы у обоих дыхание сбилось от нехватки воздуха. Но там, в животике, моя дочка, мой маленький ангелочек, которому, не смотря на все протесты Максим, завтра придётся появиться на свет.

"Сама не знаю, как позволила себе, чтоб ты любовь мою забрал в тот час, когда тебя увидела и прошептала: "Да"…"

— Люблю тебя, — вжимаюсь губами в горячие и влажные губы Макс, повторяя слова песни. — Моя на век…

Я знаю длину коридора у кабинета дяди Бори. Ровно

сто сорок восемь шагов. Пять раз проверил и захожу на шестой круг. Ермолаенко и мои родители сидят в кабинете. Вера Юрьевна в предобморочном состоянии, мама с корвалолом, отцы с коньяком. Все на нервах.

Дядька сказал, что операция быстрая, что ж так долго-то тогда?!

Смотрю на часы. Прошло полтора часа.

Если повернуть за угол и пройти немного, то можно попасть к операционному блоку, но меня оттуда санитарка выгнала, чтобы полы ей не топтал.

Я на таком взводе, что если ко мне подключить динамо-машину, можно электричество получать. Ещё и мысли херовые всё время в голову лезут.

— Угомонись, тигр! — подходит Полозов. — Пошли, покурим, — тянет меня за шкирку к боковой двери на улицу.

Там уже Славка с Линой сидят на высоком бордюре клумбы, держатся за руки. Вроде встречаются, но я не уточнял. Не до них как-то было… Он тоже нервно курит, глубоко затягиваясь. Протягивает пачку, беру сигарету и прикуриваю.

Горький дым обжигает лёгкие, давлю кашель и делаю ещё одну глубокую затяжку.

Дядька поддерживающе кладёт руку мне на плечо и слегка треплет.

— Перестань себя накручивать. Нормально всё идёт, — подбадривает.

Только я поверю, когда Макс увижу. Мне мой старый сон покоя не даёт, сегодня ночью я его детально вспомнил, словно снова увидел. И у меня началась паника внутри. Мечусь, как в клетке и не могу успокоиться.

Стекаю по стене на землю, откидываю голову и ещё раз затягиваюсь, выпускаю дым струйкой.

— Ломает внутри всего, будто дичь какая-то происходит, а я не в курсе, — признаюсь.

— Дичь — это подобную хуйню в голове держать, — грубо наезжает на меня Полозов. — Романыч врач с охрененным стажем, столько детей "родил", что уже не сосчитать. Макс в надёжных руках.

Хочется ляпнуть ему что-то колкое, но, блядь, он прав. Зачем притягивать плохое своими мыслями ебанутыми.

Всё будет хорошо!

Но что-то внутри упорно в это не верит.

Мы возвращаемся обратно и замечаем того самого Романыча, хирурга, который делал Макс кесарево. И мне пиздец как не нравится его виноватое выражение лица, опущенные плечи и шаркающая походка.

За нашими спинами открылась дверь кабинета и выглянула Вера Юрьевна, заметив врача, взмахами руки позвала всех родителей.

— Мы сделали всё что могли… — обречённо посмотрел на нас доктор.

— Какого хрена? — сорвался на рык дядька.

— Операция прошла успешно. Мы уже собирались отключать аппараты, как пульс стал падать и сердце остановилось. Я соболезную…

Моё сердце тоже остановилось, упав вниз. Виктор Иванович подхватывает теряющую сознание жену и на руках несёт в кабинет. Лина прячет слёзы на плече Славки. Немым взглядом все смотрят на меня, а я сказать ничего не могу. Слезы наворачиваются и в горле спазм. Только как рыба на суше хватаю ртом воздух.