Влюбленная пленница
Шрифт:
Было очевидно, что теперь уже палатку охраняют снаружи.
Эми безнадежно затихла, лишь ее взгляд пронзал тюремщиков, но те, не обращая на нее ни малейшего внимания, закончили свое дело и спокойно удалились. Старуха уселась на пол, подобрав под себя ноги, и достала из-под своего огромного платка мешочек. Из него она извлекла вышиванье и принялась за работу, придвинувшись как можно ближе к небольшому очагу.
Эми прикрыла глаза, чтобы не видеть того, что ее окружает, и сосредоточилась на новом плане побега.
Малик вошел в пещеру и присел на камень в стороне от всех.
Мужчины в пещере переглянулись. Они уже знали, что, когда Малик впадает в такое состояние, лучше не мешать его мыслям, дать ему возможность побыть одному. Поэтому, когда он резко повернулся и направился к выходу, никто из них и глазом не повел. Все продолжали заниматься своими делами: разговаривать, играть в кости, есть.
Как только в голове его созреет план, он и сам все скажет.
Но на сей раз Малик обдумывал вовсе не свою борьбу против султана. Он направился в лес, к одному ему известной поляне, усеянной пеньками от сраженных молнией деревьев и умытой протекающим мимо прохладным ручейком. Он уселся на берегу и, прихлебывая время от времени из бутылки, уставился в быструю воду.
Пленница полностью завладела его мыслями.
Он и до этого похищал и продавал женщин; для его отряда это стало вполне привычным делом. Обычно они пугались настолько, что совсем теряли голову, впадали в истерику и рыдали все время – пока ему наконец не удавалось выгодно сбыть их с рук какому-нибудь дельцу и тем самым вновь обрести мир, да и деньги впридачу.
Но эта пленница казалась совсем иной. Она смотрела на него твердым взглядом и ни разу не заплакала, даже тогда, когда он связал ее и бросил в палатку, предоставив возможность поразмышлять о туманном будущем. Обычно в этот момент женщины сдавались и забывали о чувстве собственного достоинства. Но она не пала духом, а попыталась убежать, что сразу обнаружило в ней характер, вовсе не свойственный изнеженным чужестранкам. Для Малика все они были существами напыщенными и избалованными, от малейшей неожиданности готовыми упасть в обморок, а в случае опасности и совсем теряющими голову. Эта тоже выглядела так, словно выросла в роскоши и неге, но, однако, поведение ее говорило о характере самостоятельном и решительном.
Внешность ее породила проблему совсем иного рода: оказалось, что необычайно трудно отвлечься от образа красивой и привлекательной женщины. Голова начинала кружиться. Всю дорогу до лагеря он крепко сжимал в руках ее нежное гибкое тело и вдыхал аромат ее кожи и волос. Глаза такого цвета, как у нее – большая редкость: серые, без малейшего оттенка голубизны. Словно океан в ненастную погоду. А волосы! Чистое золото, словно вершины минаретов, возвышающиеся над великолепной мечетью на площади Айя-София. Во время скачки пряди их касались его лица, мягкие и свежие, словно трава.
Малик допил остатки раки и со злостью отбросил флягу в сторону. Все эти рассуждения бесполезны и бесцельны. Он прекрасно знает, что нужно делать и что он будет делать. Он забудет ее так же, как забыл многих других, и будет двигаться дальше – к своей цели.
Иначе этой цели не достичь.
Джеймс
Джеймс поднялся и пожал протянутую руку, заметив, что Дэнфорд стал еще более представительным и цветущим, чем когда они виделись в последний раз. Секретарь словно сошел со страниц модного журнала: на нем был длинный сюртук из серого твида, совсем не по здешнему климату, а в руке он держал тросточку с золотым набалдашником.
– Как поживаете, Вулкот? – поинтересовался Дэнфорд, жестом приглашая гостя снова сесть. – Если я не ошибаюсь, в последний раз мы виделись с Вами около полугода тому назад – на приеме в посольстве. Выглядите Вы прекрасно. Надеюсь, дела Ваши идут хорошо? – Дэнфорд сел за стол и взял лист прекрасной плотной белой бумаги.
– Очень хорошо.
– Я именно так и предполагал. Вы становитесь богатым человеком, а я, как видите, все на том же месте, – он вздохнул и взглянул на лист бумаги.
– Ваша жалоба у меня; советник передал ее. В ней говорится, что на сей раз пропала Ваша племянница, – он положил письмо и сложил на столе свои пухлые ручки. – Если я правильно припоминаю, впервые мы с Вами встретились, когда исчезла Ваша кузина Сара. Хотелось бы узнать, Вулкот, как это Вам удается получать столько неприятностей от своих родственниц?
Джеймс внимательно посмотрел на него, а потом подчеркнуто поинтересовался:
– Хотелось бы узнать, как получается, что такая могучая и богатая страна, как Соединенные Штаты, не может обеспечить своим гражданам безопасное пребывание в Турции?
Дэнфорд, вместо того чтобы обидеться на колкость, лишь отмахнулся.
– Ну-ну, Вулкот, не стоит препираться. Мы же оба живем здесь уже много лет. И прекрасно знаем, что здесь за люди. Если султан не казнит какого-нибудь темного крестьянина за то, что тот плюнул на улице, то мятежники нападают на поезда и под прицелом грабят пассажиров. Нам не удастся изменить культуру; мы можем лишь попытаться сохранить нашу собственную и держать открытыми дипломатические каналы, надеясь, что в конце концов султанат падет. А пока мы издали руководство для граждан США, выправляющих визу в империю, в котором подробно объясняем неустойчивый политический климат в этом районе и риск, связанный с пребыванием в стране. К сожалению, больше мы пока ничего сделать не можем.
Джеймс молчал.
Дэнфорд снова взглянул на письмо.
– Ваша племянница путешествовала с наперсницей?
– Да, с дамой средних лет, подругой ее покойной матери. Ее бандиты не тронули.
– Лучше бы Вы взяли в провожатые вооруженного морского пехотинца из казарм в Триполи, – задумчиво произнес Дэнфорд, надувая губы. – А можно повидаться с этой Вашей миссис?
– Думаю, да. Конечно, она страшно потрясена случившимся, но, скорее всего, рада будет помочь.
Дэнфорд кивнул.