Влюбленные мошенники

Гэфни Патриция

Сверху опять послышалось какое-то .невнятное бормотание. Перепрыгивая через две ступеньки, он одним духом взлетел вверх по лестнице и проскочил короткий коридорчик. Вот и закрытая дверь ванной.

– Гусси? Молчание.

– С тобой все в порядке?

– Уходи, – расслышал он наконец гнусавый от слез голос.

Рубен в тревоге схватился за ручку двери.

– Грейс? Тебе плохо? Ты не заболела?

– Заболела? – переспросила она, словно раздумывая над ответом. – Да нет. Не совсем.

Он приоткрыл дверь на щелку и одним глазом заглянул

внутрь. Она лежала в ванне; все, что ему было видно, это ее затылок и возвышающиеся над краем ванны согнутые колени.

– Гусси?

Она обернулась и посмотрела на него. Глаза у нее были полны слез, но она попыталась выдавить из себя улыбку. Рубен направился к ней и замер, увидев высокую зеленую бутылку, стоявшую у нее на животе и погруженную на дюйм в мыльную пену. «Шато-ле-Прадин-Сент-Эстеф», – подметил он хозяйским глазом, хотя все его внимание было сосредоточено на другом. Сестрица Августина была пьяна в дым.

– По-моему, ты уже совершенно чистая, – сказал он, осторожно, но крепко взяв ее за плечи. – Давай-ка вытащим тебя отсюда, милая, пока ты не утонула.

Но Грейс оттолкнула протянутую ей руку помощи.

– Рубен, ты не должен на меня смотреть. Я же голая!

– Это я заметил.

Он протянул ей полотенце, но она использовала его лишь для того, чтобы утереть слезы, а потом перекинула через край ванны.

– Ты твердо уверена, что не хочешь вылезать?

– Нет, я еще не закончила.

Грейс замахала рукой, и он решил, что она просит его уйти.

– Постой… Не уходи.

– Хочешь, чтобы я остался? Она лишь пожала плечами в ответ.

– Хочешь со мной поговорить? подсказал Рубен.

– Точно. Можешь не сомневаться.

Она, конечно, была в сильном подпитии, однако язык у нее не заплетался. Отойдя к унитазу, Рубен опустил крышку и сел. Отсюда тоже были видны только голова и колени.

– Что празднуем? – спросил он с добродушной улыбкой.

– Сегодня двенадцатое июня. Он кивнул с понимающим видом, хотя эта дата ни о чем ему не говорила.

– В этот день шесть лет назад я потеряла Джо. Ее слова заставили Рубена глубоко задуматься. Джо – это чье-то имя? А может, «джо» – это некое незнакомое ему чисто женское выражение, какой-нибудь девчоночий эвфемизм, означающий девственность?

– И каким же образом ты потеряла… Джо? – попробовал он нащупать почву под ногами.

– Мы собирались пожениться. Лицо у нее раскраснелось, на глаза снова навернулись слезы.

– Кто?

– Мы с Джо. Он…

– Погоди-ка. Это было до или после Джузеппе? Грейс нахмурилась;

– Ты о ком? А-а-а, Джузеппе… Она захихикала, и Рубен заметил, что зубы у нее окрасились от вина.

– Джо – это и есть Джузеппе! Вернее, был. Слезы выплеснулись и покатились по щекам.

– На самом деле никаким он не был графом, – призналась она, пытаясь вытереть их мокрой рукой. – Он был просто сезонным рабочим на ферме моего отчима.

Ферма? Отчим? Это было что-то новенькое.

– Я думал, речь идет о винограднике.

– Нет, это ферма.

Называется «Ивовый пруд».

Когда-то там и вправду был виноградник, – они громко всхлипнула, – но теперь это просто ферма, и толкует нее никакого. Генри – самый никудышный фермер на свете, а я на втором месте.

Здрасьте, приехали. Откуда ни возьмись, появился Генри. Это еще кто такой?

– Расскажи мне про Джо, – попросил Рубен, хотя и опасался нового потока слез.

– Ах, Джо… Она испустила такой тяжкий вздох, будто у нее душа с телом расставалась, и вытерла глаза мокрой салфеткой из махровой ткани, которую использовала в качестве мочалки.

– У него были черные волосы и синие-синие глаза… Он был самым красивым парнем из всех, кого я знала. Из всех, кого я когда-либо видела.

– И что же с ним случилось? – сухо осведомился Рубен, чувствуя, что уже начинает ненавидеть синеглазого Джо.

– Это долгая история.

Грейс выпрямилась и приняла сидячее Положение в ванне, чтобы рассказать свою долгую историю. Рубен решил, что ему лучше не дышать. Она подняла бутылку и прищурилась, проверяя на свет, сколько там еще вина. На дне оставалась пара глотков. Опустошив бутылку, Грейс не удержалась и тихонько рыгнула.

– Прошу прощения, – извинилась она, вспомнив о манерах, но совершенно позабыв, что сидит с голой грудью.

Чтобы удержаться от смеха, Рубен оперся локтями о колени и закусил костяшки пальцев.

– Да, кстати, – продолжала Грейс, вглядываясь в него полуслепыми от слез глазами, – это вино… – Схватив пустую бутылку за горлышко, она махнула ею, как жезлом, в сторону Рубена. – По-моему, оно довольно мягкое, незрелое, но под его по-детски неуклюжей внешностью я ощутила искреннее желание угодить.

С этими словами Грейс стукнула бутылкой по воде, точно судья, выносящий приговор. Вода, понятное дело, выплеснулась волной за край ванны, но она этого даже не заметила. Весьма довольная своей шуткой, она согнулась пополам, хохоча и отфыркиваясь.

– Да, – пробормотала она наконец, переводя дух, – так на чем я остановилась?

– Джо, – терпеливо подсказал Рубен.

– Джо.

Это заставило ее протрезветь.

– Все это было давным-давно, – вновь начала Грейс, вытирая глаза. – Была весна, он нанялся работником на ферму. Моя мачеха ему не доверяла, даже в дом не хотела пускать. Бедному Джо приходилось съедать свой обед в одиночестве на заднем крыльце. Я в него влюбилась с первого взгляда.

– Само собой.

– И он в меня тоже. Мы встречались у ручья всякий раз, как мне удавалось улизнуть из дому, а ему – переделать все свои дела.

Она мечтательно взглянула на большой палец левой ноги, который засунула в носик крана.

– Я была так счастлива… Это было лучшее время моей жизни. А потом…

Ностальгическая улыбка угасла на ее лице.

– Потом?

– Однажды мой отчим нас застал. Мы просто разговаривали, больше ничего, – возмущенно уточнила Грейс. – Мы ничего такого не делали.