Влюбленные мошенники

Гэфни Патриция

Она выскочила за дверь и опять спустилась вниз, чтобы отчистить жаровню, которую только что сама велела Ай-Ю замочить и оставить в воде на ночь.

Она глазам своим не поверила, когда Рубен последовал за ней. Ей показалось, что шаги на лестнице принадлежат Ай-Ю, но тихий робкий голос в дверях сказал: «Привет», и она, обернувшись, убедилась, что это Рубен.

– О Боже, – простонала Грейс, отступая в сторону.

– Погоди, Грейс. Ты что, боишься меня? Это ее доконало. Руки до локтей у нее были в мыльной пене, но она подбоченилась,

прислонившись спиной к шкафчику со специями, и приготовилась к бою.

– Боюсь тебя? Боюсь тебя? Ах ты, жалкий… Я хочу от тебя только одного, Рубен Джонс: чтобы ты убрался подальше и оставил меня в покое!

Он подошел ближе.

– Нет! Не смей! Я этого больше не вынесу! Слышишь, не смей ко мне прикасаться, ты…

– Грейс…

– Прекрати, я говорю серьезно. Если ты думаешь, что можно морочить мне голову всякими нежностями и поцелуями, а потом заявлять, что у меня нет совести…

– Это было до того…

– У меня есть совесть! И она мне говорит, что надо держаться подальше от таких, как ты!

– Послушай. Ты можешь минутку помолчать и выслушать?

– Нет, не могу. Ты не такой, как я думала…

– Знаю, я вел себя…

– …и я не стану терпеть такого обращения, Рубен.

Это несправедливо, и я этого не заслужила. Я всегда была с тобой откровенна…

– Гусси…

– Не смей меня так называть! Если ты считаешь, что между нами все кончено потому, что… позабавился со мной, и с тебя этого довольно, или потому, что ты больше не можешь меня использовать…

– Что за черт?

– …чтобы раздобыть денег, то честнее было бы просто уехать, а не торчать тут и не мучить меня.

Она схватила протянутый им платок и вытерла глаза.

– Зачем ты ко мне пристаешь?

– Ш-ш-ш.

– Я никогда не плачу, – всхлипнула она в отчаянии. – Если бы ты уехал, мне бы и не пришлось.

Он легонько обнял ее и принялся осторожно поглаживать ей плечи. Запросто можно было вырваться, но Грейс не стала этого делать. Несмотря ни на что, его близость успокаивала ее.

– Ты уже все сказала?

Она испустила судорожный вздох.

– Вроде бы да.

– Значит, теперь я могу говорить? Она яростно уставилась на него сквозь слипшиеся от слез ресницы.

– А кто тебе мешает?

Рубен открыл было рот, чтобы что-то сказать, но потом снова закрыл. Только что его так и распирало от желания заговорить, однако он вдруг смутился и как будто растерялся.

– Знаю, в последние дни тебе было трудно со мной, но на то есть причина…

– Трудно? Ты так это называешь?

– Ну… я вел себя… несколько… как…

– Как последний засранец, верно?

Грейс скорчила рожицу и прикрыла губы рукой.

– Придется вымыть рот мылом [46] , – добавила она с горечью.

– Я хочу объяснить, почему я был не в духе…

– Не в духе?

– Ладно! Ладно! С тех пор как я здесь, я вел себя как ослиная задница! Устраивает тебя такой вариант?

– Ну,

для начала это уже кое-что, – удовлетворенно кивнула Грейс. – Теперь послушаем почему.

– Дело в том, что я… м-м-м…

46

Обычная в Америке угроза родителей детям, когда те произносят дурные слова

– Да?

Он пробормотал в ответ нечто невразумительное, позвучавшее как «р…вал».

Грейс решила, что ослышалась.

– Прошу прощения? Что ты делал?

Его щеки приняли тускловато-бронзовый оттенок, он не смел поднять на нее глаз.

– Ревновал? – догадалась она, не веря своим ушам.

– Угу.

– Ревновал?

– Я же сказал!

– Прости: кого к кому?

– Тебя к Генри.

Она смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Потом из ее груди вырвался смех – неудержимый звонкий смех, заставивший его покраснеть еще сильнее. Она прижала руку к бурно колотящемуся сердцу.

– Ты ревновал к Генри? Меня к Генри? О, Рубен! Рубен с досадой поморщился.

– Черт побери, Грейс, ты же мне сказала, что он твой муж, а потом, что он твой любовник…

– Ничего подобного! Я никогда не говорила, что он мой любовник!

– Черта С два! Ты сказала, что живешь с ним…

– Я действительно с ним живу! Он мой дядя.

– Твой дядя?

– Ну… кровного родства между нами нет… –Ха!

– Ха? Что это должно означать?

Его хмурое лицо внезапно прояснилось.

– Ничего. Это ровным счетом ничего не значит. Рубен крепко обнял ее, оторвал от пола и закружил по кухне. Грейс почувствовала, что его переполняет та же радость, что и ее самое.

– Ты ревновал, прошептала она, как будто все еще не веря и покрывая его губы мелкими, легкими, нежными поцелуйчиками от щеки до щеки. – Должно быть, ты от меня без ума.

– Да, должно быть, я сошел с ума.

Вид у него был серьезный. Грейс уже решила, что стоит обидеться, но он снова подхватил ее и смял ее рот грубым, страстным, безумным поцелуем. Ее разум стал легче воздуха и куда-то улетучился, тело едва не последовало за ним, только крепкие руки Рубена, как якорь, удержали ее на земле. «Он ревновал, – лихорадочно повторяла она про себя, – Боже милостивый, он ревновал!» Грейс могла бы смело утверждать, что настал самый прекрасный миг ее жизни.

– О Господи, как от тебя хорошо пахнет. – Он потерся носом у нее за ухом. – Ты не представляешь, как сильно мне тебя не хватало, Гусси.

Ее сердце замерло на два такта.

– Мне тоже тебя не хватало. О, Рубен, это было просто ужасно. Я не могла понять, за что ты так зол на меня.

– Прости, я все перепутал. Но я твердо решил, что не стану делить тебя с каким-то стариком.

– Генри вовсе не старик.

Грейс засмеялась, увидев выражение его лица.

– Но ты не должен делить меня ни с кем.