Влюбленные мошенники
Шрифт:
– Ай-Ю рассказал мне об этом, – ответил он наконец, обводя рукой запыленный и гулкий погреб. – Ты знаешь, что у вас тут?
Грейс огляделась.
– Всякий хлам. Он поморщился.
– Разве не так? – удивилась она.
– Так, но это такое… Я хочу сказать, что это ведь… Ты только посмотри!
Грейс подошла поближе; ей все казалось, что она чего-то не понимает.
– Груда старых бочонков? – неуверенно предположила она.
– Четырехфутовые бочки белого дуба, сделанные в Германии, – объяснил Рубен, поражаясь ее невежеству. – А вот виноградный пресс, я такого большого в жизни не видел! А вот пюпитры
– Я же тебе говорила: «Ивовый пруд» был виноградником, пока не стал просто фермой, – напомнила Грейс.
– И когда же он перестал быть виноградником?
– Когда его купили мои приемные родители. Они считали виноделие грехом.
Рубен отпустил какое-то нецензурное замечание и продолжил осмотр погреба в поисках новых сокровищ.
– Ты только посмотри на эти стены! – воскликнул он, хлопнув по ближайшей из них ладонью. – Знаешь, из чего они?
Грейс уже успела усвоить урок и не стала говорить, что думала: «Из сырого грязного камня». Она просто покачала головой, ожидая разъяснений.
– Это известняк. Сто лет назад кто-то, возможно монахи, вырезал эти погреба прямо в скальной породе.
Круглый год температура здесь почти не меняется. Колебания составляют примерно два градуса.
Она сделала вид, что находится под впечатлением.
– Хочешь посмотреть, что осталось от виноградника?
Рубен обернулся так стремительно, что едва не загасил свою лампу.
– Ты хочешь сказать, что у вас до сих пор есть лозы?
– На склонах холмов с нашей стороны долины, – кивнула Грейс. – Хочешь посмотреть?
– Да, – ответил он, возбужденно сверкая глазами.
– А знаешь, мне бы следовало голову тебе оторвать, – задумчиво заметила она, взяв его под руку, и повела вон из погреба. – Ты же сказал, что встретишься со мной в полдень на веранде, и мы пойдем… м-м-м… на прогулку.
– Я не забыл, – усмехнулся Рубен. – Разве я мог забыть? Я просто отвлекся.
– Как будто от этого легче. По крайней мере теперь я знаю, что надо держать тебя подальше от известняковых стен и дубовых бочек, чтобы завладеть твоим вниманием.
Он обнял ее за талию, оторвал на фут от земли и поцеловал, а потом медленно опустил, продолжая крепко прижимать к себе. Когда ее ступни коснулись земли, ей захотелось опуститься на траву, не отрываясь от него, прямо здесь, под кустами штокрозы. Рубен ухмыльнулся, прочитав ее мысли.
– Покажи мне виноградник, – прошептал он у самых ее губ. – Я просто умираю от желания увидеть лозы.
– Странный ты человек, Джонс.
– Покажи мне лозы.
Что ей оставалось делать? Она провела его по холмам, среди скудных, истощенных кустов винограда, заросших дикой малиной и толокнянкой. Рубен снова выругался, когда она сказала ему, что лозы росли и в долине, расстилавшейся у подножия холмов, но ее отчим велел их срубить и распахать землю под пшеницу. Грейс не могла понять, почему он так разочарован, чуть ли не взбешен из-за того, что случилось с виноградником. Можно было подумать, что речь идет о его личной собственности.
– Какая разница? – осмелилась спросить она. – Почва здесь ужасная, ты только взгляни! Эти холмы не пригодны для земледелия, Рубен. Даже в долине земля слишком засушлива, пшеница каждый год гибнет
Он присел на корточки среди сорняков, сломал надвое высохшую лозу и понюхал концы, бормоча себе под нос:
– Бахус любит холмы.
– Что?
– Это Вергилий [48] . Насчет почвы ты права, Грейс, она не слишком плодородна. Но ее минеральный состав идеально подходит для винограда. Лучшие в мире сорта винограда произрастают именно на таких вот кремнистых холмах.
48
Вергилий (70-19 гг. до Новой эры), римский поэт. Здесь цитируется его «Поэма о земледелии»
– Но…
– Из этих лоз получается паршивое вино, годное разве что для церковного причастия. Но зато они сильные, выносливые и никогда не болеют. Если их скрестить с лучшими европейскими сортами: бургундским «Пино», шампанским или бордоским «Каберне»… Богом клянусь, ты получишь поэзию в бутылке!
Красивое лицо Рубена стало серьезным, голос понизился до страстного шепота. Его одержимость подействовала на Грейс самым странным, логически не объяснимым образом.
– Откуда ты столько знаешь о винах? – спросила она. – О лозах, почве, сортах винограда и так далее? Он выпрямился, стряхивая пыль с ладоней.
– Это просто увлечение. У каждого есть свой конек. У меня, например, вино.
Держась за руки, они спустились вниз по каменистой тропинке в зеленую долину. Стоял жаркий день, все вокруг было залито золотыми лучами солнца. Вот по таким дням она тосковала в холодном, промозглом, окутанном туманами Сан-Франциско. Грейс спросила Рубена, хочет ли он узнать, почему поместье называется «Ивовым прудом», и отвела его в самое, по ее убеждению, красивое место на двухстах акрах, которыми она владела. Погода стояла сухая, поэтому ручеек, питавший маленькое озерцо, едва пробивал себе путь по кремнистому руслу среди пожелтевших мхов и кустиков отцветших азалий. Но ивы по-прежнему затеняли берега и грациозно, словно мать над младенцем, склонялись над неподвижной, как стекло, синей водой.
– Когда я была маленькой, из всех деревьев мне больше всего нравились ивы, – сказала Грейс. – На них легче было лазить.
– Ты была сорванцом?
– Да нет, я бы не сказала. Мне хотелось быть сорванцом, но мне все запрещали. Шагу не давали Ступить свободно. А как прошло твое детство на Юге? Хорошо было жить на плантации?
– Да как тебе сказать? По правде говоря, там ничего не было, кроме хлопка и табака, – уклончиво ответил он. – Дом с белыми колоннами, негритянские песнопения.
Сунув руки в карманы, Рубен зашагал назад по лугу, поросшему полевыми цветами. С минуту Грейс провожала его взглядом, потом пошла следом; Она нагнала его и взяла под руку. Ей пришел в голову вопрос, на который он не отказался бы ответить:
– Думаешь, Док Слотер действительно войдет с нами в дело?
– Скоро мы это узнаем наверняка, – с готовностью откликнулся он, – но я готов побиться об заклад, что он согласится. Для него это рискованное предприятие, но шансы на успех так велики, что он скорее всего клюнет. Можешь мне поверить, Док Слотер не упустит возможности поживиться.