Влюбленные

Браун Сандра

Ее голос по-прежнему звучал задушевно и сочувственно, но Доусон уже понял: на самом деле Хэрриет нужна только статья и она пытается добиться своего любым способом. Как говорится, не мытьем, так катаньем. Мол, я отлично понимаю, как тебе было тяжело, но ведь ты сильный, ты — профессионал! Возьми себя в руки, заглуши свои эмоции и сделай то, что от тебя требуется, а потом можешь переживать и посыпать голову пеплом сколько тебе вздумается.

— Это не тот опыт, которым я хотел бы делиться.

— Ну, может быть, не сейчас… Конечно, твои раны еще слишком свежи. Но потом, когда

ты немного успокоишься, а острота ощущения притупится… Наверное, ты прав, с этим не надо спешить. Я тебя не тороплю, Доусон… — Последовала коротенькая пауза. — Но если бы ты представил готовый материал, скажем, к концу октября, я могла бы поместить его в…

— Статьи не будет, Хэрриет, — повторил Доусон. — Ни в октябре, ни в ноябре. И вообще никогда. Я, во всяком случае, ее писать не буду. Если хочешь, можешь прислать сюда кого-нибудь другого, но…

— Никто не сможет написать ее так, как ты.

— Ну, значит, тебе не повезло.

В трубке что-то сухо стукнуло, и Доусон догадался, что Хэрриет — раздосадованная и сбитая с толка — швырнула на стол свои шикарные очки со стразами.

— Доусон, ну почему ты так со мной поступаешь?!

— С тобой?

— Может, ты таким образом мстишь мне за то, что это меня сделали главным редактором, а не тебя?

Он от души расхохотался.

— Не льсти себе, Хэрриет! Все это не имеет к тебе абсолютно никакого отношения.

— А-а, я, кажется, поняла в чем дело! Ты просто набиваешь цену, я угадала? Хорошо, я поговорю с руководством, думаю, владельцы журнала пойдут мне навстречу и выплатят тебе за этот материал дополнительную премию. Я, конечно, ничего не обещаю, но постараюсь сделать все, что от меня зависит. Зато я могу гарантировать, что иллюстрации к твоему материалу попадут на обложку!

— Я не буду писать этот материал, Хэрриет.

— Кроме того, начиная с сегодняшнего дня я не буду давать тебе никаких редакционных заданий.

— То есть мне можно будет не писать о слепых воздухоплавателях?

— Ты сможешь писать о чем захочешь, будешь сам выбирать темы, которые тебе больше нравятся. С моей стороны, как тебе известно, это очень большая уступка, но я готова даже на это… Только дай мне три с половиной — четыре тысячи слов…

— Шесть.

— Шесть тысяч слов?

— Просто шесть слов. Слушай: Я. Готов. Сам. Оплатить. Твое. Шампанское.

Этот выпад переполнил чашу терпения Хэрриет. Она бросила трубку, но Доусон нисколько не расстроился. Как раз в этот момент в дверь постучали, и он решил, что принесли заказанный им сэндвич, но, когда Доусон открыл дверь, на пороге стоял отнюдь не посыльный коридорной службы.

Глава 27

— Один раз я уже выставила себя перед тобой полной дурой, — начала Амелия. — Но я не хочу выглядеть дурой перед ними… — И она движением головы показала себе за спину.

Выглянув в коридор, Доусон увидел у лифта двух полицейских в форме.

— Что-нибудь случилось? — Он повернулся к Амелии.

— Ничего не случилось. Может быть, впустишь меня?..

Доусон посторонился, и Амелия, с признательностью

кивнув полицейским, которые сопровождали ее от са́мой Сент-Нельды, решительно шагнула в номер и плотно закрыла за собой дверь. Защелкнув замок, Амелия повернулась к Доусону.

— Ну, что скажешь?

— Я думал, это коридорная служба, — пробормотал он.

— Ты разочарован?

— Удивлен. А где Хантер и Грант?

— Я оставила их в коттедже. Думаю, они в хороших руках, так что за них я могу не волноваться. Хантер и Грант очень подружились с женщиной из полиции, которую прислали нас охранять.

На этом разговор прервался. Амелия некоторое время ждала, не добавит ли он еще что-нибудь, потом шагнула в комнату и огляделась. Увидев серебряное ведерко, в котором — в давно растаявшем льду — плавала бутылка с шампанским, она прищурилась.

— Празднуешь? А что именно, если не секрет?

От растерянности Доусон даже не нашелся что сказать.

— Амелия, что ты здесь делаешь? — выдавил он.

— Извини, что не позвонила и не предупредила о своем приходе, но…

— К черту любезности! — нетерпеливо прервал Доусон. — Почему ты приехала? Я был уверен, что после… после вчерашнего ты меня видеть не захочешь!

Несколько секунд они стояли и смотрели друг на друга, заново переживая вчерашнее, ощущая лихорадочные, жадные прикосновения, вспоминая движения рук и тел, его губы, ее губы, мощный финальный взрыв и… и невероятную нежность и тепло, которые наполнили их сразу после этого.

Доусон неожиданно нахмурился.

— Надеюсь, я не… не сделал тебе больно?

— Нет.

— Что ж, это… хорошо. Дело в том, что я немного…

— Потерял контроль, — подсказала она и кивнула. — Я тоже не владела собой.

— …Забылся, — закончил Доусон.

— Это то же самое, только выражено более изящно. Ничего удивительного, ведь ты же журналист.

И снова разговор надолго прервался. Наконец Доусон пробормотал, опустив глаза:

— Если ты боишься… последствий, то могу тебя успокоить: когда мне было двадцать два года, я сделал вазэктомию [47] .

47

Вазэктомия — хирургическая операция, при которой производится перевязка или удаление фрагмента семявыносящих протоков у мужчин. Эта операция приводит к стерильности (неспособности иметь потомство) при сохранении половых функций.

Это заявление оказалось настолько неожиданным, что первое время Амелия даже не знала, как на него реагировать. Лишь спустя какое-то время она сказала:

— Ты сделал такое в двадцать два года? Не слишком ли рано? Ведь это, кажется, необратимо…

Он кивнул:

— Да, необратимо, но я ни о чем не жалею.

— Если так, то… наверное, это было правильное решение.

Доусон посмотрел на нее с некоторым раздражением, словно своими словами она лишила его возможности привести какие-то доводы, оправдать свой поступок.