Влюбленный Робинзон

Рейдо Диана

— Какое нам вообще должно быть дело до Оскара с Дестини, если в первую очередь нужно разобраться с собственными чувствами?

Клер ожесточенно рылась в дорожной сумке. Она принялась вынимать оттуда один за другим ежедневник, мобильный телефон, какую-то книгу в мягкой обложке…

— Наверное, — кинула она, — но черт меня дери, если я в состоянии разобраться с собственными чувствами! Я взбесилась, когда увидела, что ты обнимаешься с Дестини. Я ревновала, понятно тебе? И как, по-твоему, я должна себя

после этого чувствовать?

— А что не так?

— Я противна себе, понимаешь? Когда ты мог быть моим, я не делала шагов навстречу. Не брала то, что было рядом. Получается, я вроде той самой собаки на сене. Ревную, только когда на мужчину претендует кто-то еще! У нас с тобой было столько возможностей… И мы их упустили, все до единой. Но я не понимаю, почему! Что меня останавливало?

— Клер, — примирительно сказал Дэн, — иди сюда. Давай посидим, поговорим, все обсудим…

Он попытался взять девушку за руку. Клер резко дернула обнаженной рукой, еженедельник, который она держала, вылетел и приземлился на пол бунгало.

— Хорошо полетел, — проговорила Клер. Рассмеялась.

Дэн вздохнул было с облегчением…

Из еженедельника веером рассыпались фотографии. Небольшие картонные прямоугольники с матовой поверхностью запечатлели семейные сцены.

— Подожди, — чужим, изменившимся голосом проговорил Дэн, буквально выдавил из себя эти слова. — Не убирай фотографии…

— В чем дело? — Клер удивленно смотрела на него.

— Не убирай. Подожди.

— Это всего лишь фотографии моей семьи.

— Я понимаю. Могу я посмотреть?

— Что с тобой, Дэн?

— Дай сюда…

Клер в растерянности протянула Дэну четыре фотокарточки.

— Я всегда вожу их с собой. Так мне приятнее… С мамой мы еще можем видеться, а отца давно нет. Дэн, в чем дело? Что-то показалось тебе знакомым?

— Не что-то, а кто-то…

Дэн ощутил, словно его сознание расплывается. Плывет, плывет и проваливается в какую-то ужасную, жуткую черную дыру. Жуткую своей пустотой. Пустота поглощала его. Еще немного, и мир развалился бы прямо под его ногами, проделав трещину в лакированном полу бунгало, разорвав циновки…

— Вот это, — глухо проговорил он онемевшими губами, тыча пальцем в одну из фотографий.

— Это? Это моя мама.

— Я говорю о нем.

— Дэн, это мой отец. Профессор Уорнхолл.

— Все правильно. Все сходится.

— Да что сходится-то?

— Клер… Это и мой отец тоже. Ты понимаешь? Теперь ты понимаешь?

— Какой ужас, — онемевшими губами произнесла Клер. — Что это значит?

— Это значит, как минимум, то, что ты — моя сестра.

— Сводная…

— Пусть даже и сводная. Все равно сестра.

11

Не хотелось ни кофе, ни еды, ни питья.

Новообретенные брат

с сестрой сидели на полу и тихо переговаривались.

Первоначальный шок еще не прошел. Но он притупился. Появилась возможность здраво рассуждать, мыслить и разговаривать относительно спокойно.

— Как же так получилось? — повторила Клер, наверное, раз в десятый.

Дэн терпеливо принялся объяснять. Проговаривая, он еще раз убеждался в правильности своей версии.

— Смотри. Отец оставил нас с мамой, когда мне было шесть лет. Верно?

— Тебе виднее. Но почему твоя фамилия — Робинсон? Почему не фамилия отца?

— После бесконечных папиных рейдов туда-сюда у мамы лопнуло терпение. К тому же они не слишком хорошо расстались. Вскоре у мамы появилась возможность снова выйти замуж. Джеф Робинсон любил ее, клялся в верности. Лучшим доказательством его чувств, на мой взгляд, было то, что он готов был жениться на маме с маленьким ребенком. К тому же он дал мне свою фамилию. Я больше не был Дэном Уорнхоллом. Я давно и прочно забыл, что когда-то был им. Думал, что забыл…

— У нас с тобой разница в шесть лет…

— Да… Примерно тогда отец и зачастил в Америку. Преподавать в университете, говорил он.

— Но он действительно преподавал.

— Да. И параллельно знакомился с местными девушками.

— Знаешь, мама рассказывала мне… да я и сама помню… отец не всегда жил с нами. Собственно, когда мама поняла, что ждет ребенка, она не колебалась ни секунды, оставлять плод или нет.

— И она оставила.

Клер слабо улыбнулась:

— Разумеется! Ты ведь сидишь здесь и разговариваешь со мной.

— Что ж, я очень рад…

— Твой… наш отец долго метался. Чувство долга, другие противоречивые чувства… Мама уже готовилась рожать, а папа все еще навещал ее наездами. Родив, мама дала мне свою фамилию.

— Поэтому ты Клер Брауни.

— Именно поэтому. Когда Уорнхолл сделал выбор в пользу Америки, университета и моей мамы, мне не стали менять фамилию.

— Вот поэтому фамилия Уорнхолл нигде и не всплывает… Теперь все встало на свои места.

— Удивительно, что ты узнал его. На твоем месте я бы долго сомневалась. Проверяла бы информацию, сравнивала бы…

— Клер… у меня прекрасная память на лица. К тому же на фото он относительно молод. Да и ты не кажешься старушкой.

— Это за несколько лет до его смерти. Просто это мои любимые фотографии. Все выглядят тут такими… счастливыми.

— А я частенько пересматривал семейный альбом. Там были все фото — и отца, и отчима. Отчим, кстати, умер, когда мне было лет десять… Фамилию я больше не менял.

— Почему твоя мама сохранила снимки?

— Она говорит, что из истории нельзя выкинуть ни одного героя, чтобы она не изменилась.