Влюбленный странник
Шрифт:
Люсиль сделала паузу, а Эдвард обратил внимание, что руки ее сцеплены так крепко, что побелели костяшки пальцев.
— Это было неправильно, это было преступно, это было ужасно. Теперь я понимаю, но в том момент я могла думать только о том, как избавиться от Бо и заткнуть его раз и навсегда.
— И что же ты сделала? — спросил Эдвард.
Люсиль передернуло.
— Не знаю даже, как сказать тебе об этом. Я понимаю, что сошла с ума, но я так хотела от него избавиться, и не только потому, что я боялась Бо, а еще и потому, что я его ненавидела. Он олицетворял все, что было в моей жизни мерзкого и ужасного, все, от чего я сбежала, все, что я считала забытым и похороненным в прошлом. Он разбудил во мне воспоминания о пережитых ужасах. Он снова
— Что ты сделала? — повторил свой вопрос Эдвард.
В дверь громко заколотили снаружи. Это был помощник суфлера. Они слышали его голос, срывающийся на визг, но ни Эдвард, ни Люсиль не реагировали. Несколько секунд Люсиль молчала, потом глубоко вздохнула, собираясь с силами, и продолжила свою историю.
— Был один химик по фамилии Гаусманн, который был влюблен в меня во время войны, — наконец заговорила она. — Не думаю, чтобы ты его помнил, мы нечасто с ним виделись. Но он с ума по мне сходил. И он был сумасшедшим не только в этом. Гаусманн сбежал из Польши перед тем, как ее заняли немцы. Были в его жизни тяжелые моменты, и они наложили на Гаусманна свой отпечаток. Он был уверен, что рано или поздно немцы попытаются вторгнуться в Америку, и говорил мне, что в этом случае я не должна пытаться убежать, а должна покончить с собой. Он говорил об ужасах, которые всем нам доведется испытать, когда нацисты завоюют мир, и дал мне пузырек с морфином и заставил поклясться, что я буду всегда носить его с собой. В пузырьке было шесть таблеток. Гаусманн сказал, что двух будет достаточно для смертельного исхода. Но он дает мне больше, на случай если рядом со мной будет кто-то, кто мне дорог. Наверное, он имел в виду себя. Но он оказался таким занудой со всеми этими своими разговорами про пытки и кастрацию и всякое такое, что я скоро от него устала и перестала с ним встречаться. Но пузырек с морфином остался в моей шкатулке с драгоценностями. Я положила его туда для безопасности, когда получила от Гаусманна, а потом забыла его выбросить. Никогда ведь не знаешь, когда может пригодиться немного морфина.
— И это его ты дала Бо? — спросил Эдвард.
— И это его я дала Бо, — эхом откликнулась Люсиль. — Я раскрошила все шесть таблеток и растворила их в бутылке виски. Я встряхнула бутылку, чтобы лучше размешалось.
— И Бо выпил виски? — поинтересовался Эдвард.
— Я не знаю, — ответила Люсиль. — Когда Бо пришел за долларами, я заверила его, что делаю все, чтобы собрать для него деньги. Для начала я дала ему пятьдесят фунтов и сказала, чтобы приходил в конце недели. Разумеется, он хотел выпить. Бо никогда не мог и минуты просидеть на месте без стакана с выпивкой в руке. И я налила ему. Налила все, что оставалось на дне бутылки, — я специально за этим проследила. Когда он прикончил эту порцию виски, то захотел еще. Я подошла к шкафу и достала оттуда полбутылки, в которые всыпала морфин.
— «Ко мне кое-кто должен прийти, — сказала я. — Тебя не должны здесь видеть. Тебе лучше уйти. А если тебе так необходимо напиться, можешь забрать бутылку с собой». У Бо отродясь не было гордости, когда речь заходила о выпивке. Он положил бутылку в карман, пообещал, что еще вернется, и был таков. Сначала я думала только о том, какая я умная. Но потом… Наверное, все дело в моем воспитании и в том, что ребенком я ходила в церковь. Я места себе не находила, представляя себе, как Бо открывает эту бутылку и пьет из нее. Интересно, что он почувствует, когда морфий начнет действовать? И я все время думала и думала об этом. — Люсиль закрыла руками глаза. — Я не могу больше спать, Эдвард, — пожаловалась она. — Я ни на секунду не уснула с того вечера. Все время
Эдвард положил руку ей на плечо.
— Бедная девочка. Но почему ты не рассказала мне все раньше?
— Я боялась, — пробормотала Люсиль. — Боялась, и мне… было стыдно.
— А теперь послушай меня! — строго произнес Эдвард.
И в этот момент снова послышался громкий стук в дверь.
— Мисс Лунд, пожалуйста…
— Начать с того, — спокойно продолжал Эдвард, словно не слышал бьющегося в истерике за дверью помощника суфлера, — что я не верю, будто морфий, растворенный в виски, способен убить человека. Нам надо знать наверняка. Но, по-моему, алкоголь до некоторой степени является противоядием.
— Так ты думаешь, Бо не умер. — Люсиль заплакала. — О, Эдвард! Если так, я буду рада, очень рада, что меня больше не преследует этот кошмар. Для меня непереносима мысль, что на моей совести убийство.
— Все эти разговоры про убийство и совесть — вздор. А теперь послушай, дорогая, что я собираюсь сейчас сделать. Я позвоню своему другу в Скотленд-Ярд и попрошу его выяснить, что случилось с Бо Британом, который, возможно, известен им как Майкл О’Грейди, освободившийся недавно из мест заключения после отсидки за непреднамеренное убийство. Они обычно отслеживают бывших преступников. Можешь поставить свой доллар на то, что в полиции имеется вся информация о Бо Британе с того момента, как он вышел из тюремных ворот. Мы выясним, что с ним случилось. Полиция знает, жив он или мертв, или сумеет довольно быстро это узнать.
— О Эдвард! Хоть бы он оказался жив! Я отдам ему деньги, я сделаю все, что ты скажешь, но пусть только мне не придется больше так мучиться, как всю эту неделю.
— Ты — бедная глупая девочка, — сказал Эдвард.
Рука его по-прежнему лежала на плече Люсиль, и она накрыла ее сверху своими пальцами.
— Ты такой хороший друг, Эдвард! Я уже чувствую себя совсем по-другому. Словно с плеч свалилась непосильная тяжесть.
— Не думай об этом в ближайшие несколько часов, — назидательно произнес Эдвард. — Иди на сцену и играй, как ты можешь. Ты должна это Рэндалу. Парень чертовски за тебя беспокоится.
— Я не могу играть. Я не могу делать ничего, только думаю все время о Бо, — сказала Люсиль. — Как только удастся что-то выяснить наверняка, может, я смогу стать прежней, но сейчас я чувствую себя так, словно я заводная кукла. Произношу текст, помню, что мне говорят, но я не испытываю чувств, которые должна испытывать Марлен. Я все время помню одно: я убила человека, которого когда-то любила и который три года был моим мужем.
— Прекрати! — Теперь голос Эдварда был резким и властным. — Ты доведешь себя до срыва. Предоставь все мне, я со всем разберусь. Уверен: ни один из тех кошмаров, которые ты себе навыдумывала, не может быть правдой. Умертвить человека не так просто.
— А если он жив, — медленно проговорила Люсиль, — что тогда?
Эдвард внимательно посмотрел ей в лицо.
— Вот это вопрос.
— Если он жив, я хочу оформить развод.
— Это будет непросто, — ответил Эдвард. — По крайней мере, непросто, не привлекая внимания публики.
— Я знаю. Но мне все равно нужен развод, — сказала Люсиль.
— Из-за Рэндала?
— Из-за Рэндала!
Держа руки в карманах, Эдвард подошел к окну. Несколько секунд он стоял спиной к Люсиль, глядя на потрепанные непогодой дома напротив.
— А я почему-то всегда думал, что ты не выйдешь замуж ни за кого, кроме меня, — сказал он через какое-то время.
— Эдвард!
Возглас Люсиль выдавал неподдельное удивление. На губах Эдварда играла невеселая улыбка, когда он повернулся и снова посмотрел ей в лицо.
— Я люблю тебя с тех пор, как увидел впервые, — сказал он. — Неужели ты этого не знаешь?
— Но ты никогда не говорил мне. Ты ни разу даже не намекнул!
— Ну, мы и так отлично ладили, и я думал, что, поскольку я намного тебя старше, надо дать тебе возможность поступать по-своему. Но теперь я не уверен, что я уж настолько старше.