Вне игры
Шрифт:
Не помню, какой это был год, кажется, лет за пять до его смерти. Собрались мы своим курсом в училище, как всегда, 23 октября. К концу вечера все куда-то разбрелись, а Андрей, наоборот, приехал позже и очень хотел общения. Стал всех искать-собирать и собрал шестерых девочек: «Давайте ко мне поедем, у меня дома никого нет». Мы, конечно, с радостью согласились. Все его любили, он всегда был как солнышко в хмурый день. И привёз он нас на Селезнёвку, в свою шикарную квартиру. Вернее, две квартиры в одной — так он их удачно объединил. Никто из нас в таких домах не был. Просто музей! Антиквариат. Везде фигурки из фарфора — Андрей в разных ролях. Так всё красиво, со вкусом. И вдруг заводит он нас в маленькую комнату, открывает шкаф и достаёт множество дамских шляпок! Ну прямо Синяя Борода! Шляпки эти, как он сказал, носила его мама. Коллекция была потрясающая. И вот Андрей, как некий художник, стал на нас шляпки надевать. Каждой девочке — свою, как он считал, для
Раньше я не понимала, почему фотографы всегда говорили: «Смотри, сейчас птичка вылетит!», а теперь-то я это хорошо понимаю…
Закрываю глаза, начинаю смотреть моё «кино».
Лети, моя Синяя птица!
Моя любовь!
Сейчас я хочу вернуться к теме дружбы. Дружба для меня такая важная штука, не менее важная, чем любовь. Хотя дружба — это просто одна из граней любви.
И вот эта грань в моей жизни так сверкает, что подчас заслоняет всё остальное. Здорово, когда у тебя есть подружка с детства, это я уже говорила, да и в течение жизни постепенно как-то адсорбируется круг друзей. С мужчинами тоже интересно бывает, очень часто некоторая влюблённость переходит в нежную дружбу. Это мне всегда очень нравилось, потому что знаешь, что это друг, но некоторый флёр влюблённости остаётся. И, как это ни странно, все мои друзья не работают в театре. То есть почти все. «Почему?» — спросите вы. А потому, что дружба в театре — это очень большая редкость. Ну вот, приехали! А родители как же? А вот в том-то и дело, что у мамы была только одна подруга в театре, да и то в молодости, а потом, когда я уже подросла, я очень часто замечала, что она на подругу «не тянет». На мой взгляд, очень завистливая и злющая тётка. Часто мама после прогулок с ней возвращалась в слезах, так как та очень любила какую-нибудь гадость ей сказать. И когда я маме говорила: «Какой же она тебе друг?» — она только вздыхала в ответ: «Ну, мы ведь в молодости дружили». Не понимаю я этакой дружбы. У отца, мне казалось, много было друзей, впрочем, он всегда всё прикрывал и шутками, и анекдотами. А что там на душе у него было, не знаю. Знаю только одно: что родители очень передо мной виноваты в том, что никогда всей правды о Театре мне не говорили. То есть той самой, которая и есть Театр изнутри. А всё требовали, чтобы я всегда говорила только правду. Вот так я со своей правдой столько горя хлебнула, что «ни в сказке сказать, ни пером описать». Когда ещё в училище я узнала, что моя подружка меня продала, это было как гром среди ясного неба! А потом — дальше больше: оказалось, что в Театре ни в коем случае правду говорить нельзя, то есть всё что угодно, кроме правды. А я вечно не туда попадала. Скажу кому-нибудь: «Вы мне вчера так в спектакле понравились!» А мне друг мой Володя Сверчков: «Ты что, надо не этой артистке говорить, а вон той». Я говорю: «Так та мне совсем не нравится». А он мне чуть ли не рот рукой закрывает, чтобы никто не услышал. Так и прозвал меня «Нелепка».
Да, замечательный он был человек, мы с ним очень подружились. Он был внуком знаменитой артистки В. Н. Пашенной. Работал он в театре режиссёром, а в это время в Малый театр пришёл Леонид Викторович Варпаховский, ученик В. Э. Мейерхольда, красавец, аристократ. Он в театр с утра на репетицию приходил, как на праздник, в чёрном костюме с «бабочкой», всегда элегантен. Волосы стального цвета аккуратно зачёсаны.
Володя Сверчков его обожал и работал вторым режиссёром во всех спектаклях Варпаховского. Шёл тогда у нас спектакль «Палата» по пьесе А. Алёшина. Там была небольшая роль медсестры. Когда я увидела этот спектакль, так он мне понравился! Там играл великолепный актёрский состав: В. Д. Доронин, П. А. Константинов, А. Н. Аненков, Р. Д. Нифонтова, а роль медсестры играла моя подружка Людмила Пирогова. И когда я сказала ей, что хочу тоже эту роль сыграть, то она сама меня «ввела» в спектакль вместе с Володей Сверчковым, и наша дружба от этого только окрепла. И ещё есть у меня в Малом театре верный друг — это Татьяна Рыжова, внучка той самой гениальной В. Н. Рыжовой. Мы с ней, правда, одни и те же роли не играли, но дружили и продолжаем нежно любить друг друга все эти годы. Так что бывают, конечно, везде исключения из правил.
А честно говоря, я всегда в Малом театре чувствовала себя этаким «подкидышем». Я ведь окончила Вахтанговское училище, а они признавали только своих «щепкинцев». Театр — это очень не простой организм. А Малый театр тогда был особенным. В него часто
Как я была счастлива, когда пришла в Театр! А тут ещё роль у А. В. Эфроса. Я просто летала по театру, молодая, счастливая! «Что это она такая весёлая?» — заметила, глядя мне вслед, Е. Н. Гоголева, не без раздражения. А Е. М. Шатрова, заметив эту мою лёгкость и весёлость, пригласила меня играть с ней в спектакле «Веер леди Уиндермиер» её дочку. Роль эта была комедийная, она состояла вся из одной фразы: «Да, мама!», которая повторялась каждый раз по-разному, в зависимости от ситуации. Я была в восторге и от роли, и от счастья играть с Е. М. Шатровой. Она тоже была гениальной актрисой, жаль, я застала её уже совсем пожилой. Елене Митрофановне понравилось, как я играю, и она стала брать меня с собой выступать с этим отрывком в концертах. И ещё я поняла, какой она удивительно порядочный человек, когда после смерти моего отца она помогла мне получить от ВТО деньги на памятник на Новодевичьем кладбище.
Не могу даже описать, что было со мной, когда не стало отца. Мне казалось, что жизнь моя кончилась. Целый год я буквально не могла прийти в себя, на нервной почве у меня начались разные болезни. В общем, это было как страшный сон. Только во сне надеешься проснуться, а здесь рад бы заснуть, но не можешь. Сами понимаете, я ни о чём думать не могла. И вот однажды Елена Митрофановна позвала меня и говорит: «Ты, детка, собираешься папе памятник делать?» — «Не знаю, — говорю, — наверное». — «Так вот, я работаю в комиссии в ВТО, и мы можем тебе помочь, выделить какую-то часть денег от ВТО».
— Спасибо, — говорю, — Елена Митрофановна, а что мне для этого надо сделать?
— Ты пойди в Театр Сатиры, пусть они дадут на памятник какую-то сумму, а что не хватит, ВТО добавит.
Я всё так и сделала. Пришла к В. Н. Плучеку с этой просьбой. Он со мной говорить не стал и отправил к директору. А директор мне говорит: «У театра денег нет». Прихожу я к Елене Митрофановне и всё ей рассказываю. Помню, она так глаза открыла и даже вся покраснела: «Как? — говорит. — У них нет денег на памятник Лепко?! Ну, пусть они мне это в письме напишут».
Когда я пришла обратно в Сатиру к директору и всё ему сказала, он, не моргнув глазом, напечатал на бумаге, что у театра денег нет.
Елена Митрофановна долго смотрела на эту бумагу и коротко сказала: «Ну, мерзавцы!» Так что ВТО дало мне какую-то сумму, но её всё равно не хватало. И тогда мы решили сделать концерт в зале Чайковского, и все артисты заработанные за концерт деньги отдали на памятник моему отцу. Там выступали и М. И. Царёв, и балет театра Станиславского и Немировича-Данченко, и актёры разных театров Москвы, и даже Лидия Русланова. Не было там только никого из Театра Сатиры. Очень мне было больно.
Подумала я, подумала: может быть, я напрасно на театральную дружбу поклёп навожу? Вот ведь есть у меня ещё одна подружка, моя однокурсница Элли Суханова. Я, когда её вижу, всегда вспоминаю, как в училище после зимних каникул приехала Элька из какого-то дома отдыха просто неузнаваемая. Она и так была очень красивой и сложена была изумительно, а тут просто вся сияла от счастья. Глаз от неё невозможно было отвести. Оказывается, у нее начался безумный роман с Андреем Смирновым, и вскоре они поженились. Боже, какая же это была красивая пара! Я всегда ими любовалась. Мы с Элей очень дружили и после окончания института. Андрей нам ставил разные отрывки для показа в театр. Я ей в них подыгрывала. А потом её приняли в Театр им. Гоголя. И ещё была у нас одна история — смешная.