Вне времени
Шрифт:
Стоит пояснить: если маг не видит снов, это очень плохо. Мы видим их всегда, мы продолжаем жить: думаем, мечтаем, вполне сознательно решаем кое-какие дневные проблемы. Если же ты лежишь всю ночь бревно бревном, этаким зародышем Буратино, это истощает физические силы, и, более того, расстраивает мыслительную деятельность мага. А у нас и так крыша, шифером шурша, давно уехала… не спеша.
Именно поэтому, наверное, Алхаст пошел на такие радикальные меры: нету снов — не будет и сна. Когда Архимаг высказал вслух эту мысль, я покрутила пальцем и виска. Собеседник подергал
— М-да, теперь эта идея не кажется гениальной.
— Обещай, что сегодня поспишь? Спросоня можно не только сок беладонны с водой перепутать.
— Например, тебя с Сессен?
Я только фыркнула — ревновать было ниже моего достоинства. И, к тому же, зная о весьма игривом прошлом Алхаста — голуби с записочками до сих пор прилетают, а ушастый от смущения неловко поджаривает их на лету — было бы очень глупо проявлять сейчас собственнический инстинкт.
— Не знаю, Лаэли. Если найду что-нибудь, чтобы вернуть себе сны, тогда…
— Ты веришь в совпадения? — спросила, убедившись, что друг не собирается превращать многоточия в слова.
Насмешливая гримаса сказала больше, чем слова. Я изменила позу, села на колени перед эльфам, оперлась на ладони.
— А в перст судьбы?
Он наморщил нос, сгреб меня в охапку и поцеловал. Очень деликатный способ попросить заткнуться и не говорить глупости…
Но как еще объяснить то, что совсем недавно я наткнулась на упоминание о чарах, связанных именно со снами колдунов? Более того, встречала и само заклинание. В бытность свою монахиней на Ёрсе… Хотя я провела в монастыре не более четырех дней (один из которых — в застенках и без сознания), я успела заглянуть в самые заманчивые книги в жилище Настоятеля. Большинство из них были вариациями "Молота Ведьм" — столь подробно и красочно проиллюстрированные, что я едва преодолела искушение стащить одну в качестве сувенира Дару. Темный эльф оценил бы, учитывая, что исскуство пыток так высоко ценилось в его народе — слава всем богам, в последнюю тысячу лет только теоретически.
— Лаэли? — голос Алхаста вернул меня в реальность, с которой я была не в ладах последние пару недель. — У меня к тебе серьезный вопрос.
— Нет, — сорвалось с языка, который всегда бунтовал против императива разума.
Брови эльфа поползли наверх.
— То есть да, — попыталсь исправить положение. — Короче, ответь сам.
— Хорошо, — он устроился подобнее, поднял голову. — Лаэли, где ты собираешься проходить летнюю пактику?
И тут же, изменив голос до неправдоподобного писка, продолжил:
— Не знаю. Тогда, может, ты была бы не против помогать мне в работе?
Он хитро прищурился и прикусил кончик языка.
— Конечно, Алхаст! С удовольствием! И я буду делать всю бумажную работу, варить кофе и стричь когти твоему домашнему фениксу…
Наахльный блондин получил подзатыльник, и давясь от смеха, перехватил мою руку, готовую нанести новый удар.
— Ответишь сама?
— Да, — я выдернула руку и принялл позу оскорбленного достоинства. — Что смотришь? Сказала же — "да", я буду проходить практику под твоим начальством, даже если мне придется варить кофе…
Помучавшись
Неудобоваримый характер инферналки не слишком изменился, несмотря на ребенка, которого она носила под сердцем.
Меньше, чем через неделю, нам предстояло выбрать себе факультет — при условии, конечно, что защита крусовой пройдет без сучка, без задоринки. На втором курсе мы не расстанемся, будем жить в той же самой несчастной башне, но всё же что-то витало в воздухе, похожее на грусть последних вечеров, проведенных вместе. Некроманты будут посещать одни лекции, целители — другие. Прорицатели из Сердца Бездны будут проводить больше врменеи со своими согруппниками, чем с хаотиками, и так далее.
Зармике зажгла свечи, зашипела, капнув воском на ладонь. Я расстелила на полу толстый желто-коричневый плед и включила подходящую музыку для девичника на двоих — Enigma, тихо, для фона.
А потом мы лежали на животе, болтая в воздухе босыми ногами.
— А где Алхаст?
— Демон его знает, — я перевернулась на бок, подперла голову рукой. — Дела. А где Алтрин?
Шкафоподобный возлюбленный Зармике находился там же — что дало нам повод повздыхать на извечно женскую тему "все они такие". Дроу рассмеялась тихо, блестя глазами цвета янтаря.
— Ну, Лаэли, ни за что не поверю, что ты так уж недовольна его отсутствием.
Кивнула. Надо отдыхать друг от друга.
— Мы в последний раз так сильно поссорились, — эльфийка подтвердила мою мысль. — Точнее, подрались. Алтриня иногда бывает удивительно… тупым.
И почему меня это не удивляет? Приподнялась, поправила ароматическую палочку. Тонкий серый дымок сбился, потом его витиеватый столбик снова пополз вверх, окутывая нас теплым ароматом бергамота. Подняла глаза на Зармике — она улыбалась, рассеянно запустила руку в гриву серебристых волос. Очень гибкая, похожая на змеиный хлыст, так любимый женщинами-дроу в прошлые века. Пусть эта девушка была другой, но в её улыбке, в по-детски четко очерченных губах таилось что-то терпкое, сумеречное… что-то, пахнуще бергамотом.
— О чем ты думаешь?
Помимо воли я покраснела. Надеюсь, подруга не полагается на свое тепловое зрение — иначе никакая полутьма не помешает ей заметить румянец на моих щеках.
— Как всегда — о суете мирской. О том, как всё сложно.
— Сложным этот мир делают его обитатели.
Голос Зармике был похож на патоку — по крайне мере, на фоне ритмичной музыки, на фоне задернутых штор, прячущих огненный закат над университетом.
Неуловимое движение, отраженное мною, как в зеркале — мы придвинулись чуть ближе. Свечи играют на эбеново-черной коже дроу, превращают её волосы в расплавленный поток серебра.