Вне закона
Шрифт:
Отговариваться не хотелось, так что я снова прошел через комнату в стиле «американа» и спросил через дверь:
— Да?
— Карлос к А.Б. по делу, — донесся голос, в котором легкий испанский акцент мешался с легким уличным.
Я не знал, что делать, а потому откинул три запора, вздернул вверх подпорку и открыл дверь.
Человек за ней оказался моего роста, щупленький и явно предрасположенный к зеленому цвету. Одетый в костюм цвета зеленого леса с пиджаком на трех пуговицах, бледно-зеленую сорочку и тощий темно-зеленый галстук.
Туфли на нем были,
— Салют, братец! — воскликнул Карлос, а я никак не мог сообразить, что с ним делать.
— Подождите здесь, пожалуйста, — пробормотал наконец я.
Тот кивнул, и я отправился обратно в контору Арчибальда Беззаконца. Анархист сидел в кресле, ожидая моего доклада.
— Там тип по имени Карлос. Весь в зеленом. Я не спросил, что ему нужно.
— Карлос, проходи! — громко крикнул Арчибальд.
Зеленый человечек вошел, настежь распахнув дверь конторы.
— Салют, мистер Важный, — приветствовал Карлос.
— Что у тебя?
— Не так много. Говорят, он пил, она нет, но она-то и была той самой девицей, какую он подцепил в том баре.
— Ты не мог побольше узнать? — Беззаконец не выглядел огорченным, но в вопросе слышалась определенная настойчивость.
— Мария старалась, старик, но у них этого нет в компьютере, а файлы отправили в Аризону через три часа после того, как их записали. Это-то ей удалось узнать только потому, что она знакома с мужиком, который работает на подготовке файлов. Он для нее и глянул тайком.
Беззаконец отвернулся от Карлоса и меня и воззрился на штат Нью-Джерси.
— Как твоя мама? — спросил он, обращаясь к городку Хобокен в этом штате.
— В полном порядке, — отозвался Карлос. — И Пити, точно говорю, здорово пашет в школе, куда ты его устроил.
— Передай ему привет, когда увидишь. — Беззаконец крутанулся в кресле и остановил свой мрачный взгляд на зеленом человеке. — До свидания, Карлос.
— Надо будет, зови, мистер Важный. В любое время.
Карлос повернулся, чтобы уйти. Мне показалось, ему не по себе. Не то чтобы напуган, но определенно рад, что уносит ноги. Я проводил его до входной двери и запер ее на три запора.
Когда я вернулся, Беззаконец натягивал грубые рабочие башмаки. Он кивнул на обрубок дерева, и я сел.
— Вам известно, чем занимается писец? — спросил он.
— Не знаю, стоит ли мне вообще…
— Вам известно, чем занимается писец? — оборвал он меня.
— Они монахами были, типа того… Копии делали с Библии раньше, чем появились книгопечатание и наборный шрифт.
— Верно, — одобрительно кивнул он. Ни дать ни взять, один из моих профессоров. — Кроме того, они писали за неграмотных лордов. Контракты, мирные договоры, даже любовные письма. — Беззаконец улыбнулся. — Много ли вы знаете о Бакунине?
— Только имя.
— Он был великим человеком. Все знал про вопиющие несправедливости Сталина еще до того, как Сталин родился. Он был, наверное, величайшим политическим мыслителем двадцатого века, а ведь даже в этом веке
— Нет, сэр.
— Бакунин был человеком дела, а потому не уделял достаточно времени систематизации своих идей. Не поймите меня превратно — писал он много. Однако так и не создал всеобъемлющего документа, который детально и четко излагал бы идею анархистской политической организации. После его смерти многие недалекие люди на основе оставленных им материалов объявляли Бакунина ненормальным и глупцом. Я не хочу, чтобы и к моему наследию было проявлено такое же неуважение.
— И для этого вам понадобился писец?
— Главным образом. — Беззаконец опять повернулся к окну. — Но еще мне нужен просто пишущий помощник. Тот, кто возьмет мои записи и наброски и доведет их до ума. Задокументирует то, что я стараюсь делать.
— Это все?
— По большей части. Будут и другие поручения. Возможно, даже немного аналитические… ну, вы знаете, работы по расследованию. Но ведь тот, кто обучается журналистике, должен любить время от времени пробовать себя в свободном поиске.
— Я не говорил, что обучаюсь журналистике.
— Да, вы не говорили. Но я много знаю о вас, Феликс Орлеан. — На этот раз он произнес мою фамилию правильно. — Поэтому-то я и повесил странную куколку на двери. Хотелось посмотреть, не суеверны ли вы. Известно мне и про вашего отца, Джастина Праудфута Орлеана, процветающего адвоката в Луизиане. И про вашу матушку, Кэтрин Хэйдити, бывшую до выхода замуж за вашего отца студенткой-медичкой и решившую посвятить свою жизнь вам и вашей сестре Рэйчел, которую теперь знают под именем Анжела в той части Лондона, что зовется Брикстон.
Такое впечатление, что он меня здоровенным окороком по башке трахнул. Я и знать не знал, что моя мать была студенткой-медичкой, но, похоже, это правда, ведь она всегда хотела, чтобы Рэйч стала врачом. Но я и ведать не ведал, что Рэйчел перебралась в Англию.
— Откуда вы…
— А это уже другое дело. — Беззаконец бросил взгляд на лэптоп на маленьком столике. Потом воздел указующий перст. — Никакие исполняемые вами для меня поручения не фиксируются в компьютере. Я хочу выждать, пока мы сделаем все верно, чтобы позволить миру узнать о нашей работе.
— Я у вас не р-р-работаю, мистер Беззаконец, — выговорил я, ненавидя себя за то, что заикнулся.
— А почему?
— Хотя бы потому, что не знаю, чем вы занимаетесь. И мне не по душе люди, которые звонят мне в любой час ночи. У вас двери обшиты досками, и вы сами называете себя анархистом. Какой-то тип, ни дать ни взять уличный головорез, приходит и, типа того, отчитывается перед вами.
— Я сказал вам, чем занимаюсь. Я анархист и хочу, чтобы у всех все обстояло прямо и честно. От безумца политикана, возомнившего, будто он может ограничивать права других на том основании, что располагает некоторыми сведениями об изнанке истины, до фашиста-мэра, старающегося задавить маленького человечка для того, чтобы набивать свои сундуки золотом, и заново изобретающего полицейское государство.