Вне закона

Кинг Стивен

«Никогда ни на дюйм не уступайте букве закона, если это означает покориться лжи. Ваше слово — это ваша свобода, а не ваши узы. Если вы даете обещание или обещание дается вам, то не подлежит никакому сомнению, что вы уверены: данное слово будет сдержано, что бы ни говорил закон. Ложь — вот основа множества преступлений, совершаемых нами ежедневно. От мелкого воровства до геноцида — все это деяния лжи, а расплачивается за них истина.

Подумайте! Если бы нам удалось заставить кандидата на ответственный пост нести ответ за всякое данное

им во время избирательной кампании обещание… Тогда мы увидели бы хоть какую-то демократию, которой пока что-то не заметно. Мой собственный домовладелец обещал мне выбелить стены и постелить красную ковровую дорожку, когда я согласился на его мерзкую арендную плату. Он полагал, что ложь сойдет ему легко, что он сможет выселить меня, поскольку я не подписывал контракт. Только он солгал. Пока я брал его помещения из месяца в месяц, ему нужна была плата и он уверял, что в контракте нет необходимости. Он уверил меня, что покрасит стены и положит ковер, только все это было ложью.

Прошли годы, а я все еще здесь. Он не побелил и ни цента не нажил. Я привлек его к суду и выиграл. И тогда, поскольку человек лгущий не способен осознать истину, он подослал людей, чтобы меня вышвырнули…

Никогда не лги и не принимай ложь покорно. Живи по данному тобой слову, и мир сумеет обрести равновесие».

Я был потрясен этим едва ли не невинным и идеалистическим лепетом, исходившим от столь явно разумного человека.

Мысль о домовладельце, посылающем костоломов, чтобы вышвырнуть меня из помещения, заставила бросить занимательное чтение и взяться за работу, которую мне поручили.

Первой в списке значилась Валери Локс, брокер по коммерческой недвижимости на Мэдисон-авеню. Ее контора располагалась прямо над престижным ювелирным магазином. Туда я добрался примерно в 11.45. Помещения конторы были невелики, но хорошо обставлены. В здании имелось всего два этажа, и дневной свет, лившийся из окон в крыше, щедро наделял пышные зеленые насаждения между столами троих агентов по недвижимости.

— Давайте я вам помогу, — предложил молодой азиат, чей стол стоял ближе всего к двери.

Я подавил желание поправить его. «Позвольте я», — звучало во мне маминым голосом. Однако вместо этого я повернулся к окну и посмотрел на шикарную Мэдисон. Через дорогу располагались меховщик, магазин причудливых игрушек и немецкий магазин канцелярских принадлежностей.

— Да, — произнес я. — Мне нужно увидеться с мисс Локс.

Молодой человек окинул меня взглядом с головы до ног. Ему не понравились мои голубые джинсы и затрапезный ношеный тибетский свитер — такого рода студенческий прикид не подходил для Мэдисон-авеню.

— Мой отец, — продолжил я, — подумывает открыть вторую контору для ведения юридической практики на Манхэттене и попросил выяснить, есть ли подходящее помещение.

— А ваш отец это? — Еще одна неграмотная фраза.

— Дж. П. Орлеан из «Герман, Бледсоу и Орлеан» в Новом Орлеане.

— Подождите здесь. — Проговорив это, молодой человек поднялся со стула и куда-то ушел.

Два других агента, молодые

женщины, одна белая, а другая медово-коричневая, переводили взгляды с меня на молодого человека, пока тот проходил мимо них к двери в глубине комнаты-сада.

Я опоздал на семинар по истории Запада, но меня это мало трогало — всегда можно воспользоваться конспектами Клод, моей приятельницы. А работа на Беззаконца обещала отточить мои способности к расследованиям.

«Извлечь смысл из непостижимой, на поверхностный взгляд, мешанины фактов» — так заявил однажды профессор Ортега. Его курс назывался «Искусство в частях речи».

Я не особо понимал, что ищет Беззаконец, однако меня это мало трогало. У меня хватало познаний из практики отца, чтобы не опасаться быть втянутым в преступление. Критерием служило то, что, даже если меня заберут в полицию, я не смогу сообщить ничего конкретного, чего бы стражи порядка уже не знали.

Я уже начал подумывать, куда мог запропаститься агент-азиат, когда из дальней двери появились и он, и невысокая женщина в синем платье. Агент вильнул в сторону, а женщина направилась прямо ко мне.

— Мистер Орлеан? — строго спросила она.

— Мисс Локс? — заулыбался я.

— Не покажете ли хоть что-нибудь, удостоверяющее вашу личность?

На секунду я даже опешил. Чтобы агент по недвижимости спрашивал о чем-то, кроме залога? Однако, вытащив бумажник, я предъявил студенческий билет и водительские права, выданные в Луизиане. Мисс Локс тщательно их рассмотрела и попросила меня следовать за ней.

Кабинет дамы-начальницы был не больше ниши, где сидели агенты, но в нем не было ни прорезей для света в крыше, ни окон. Розоватый рабочий стол походил на школьную парту, рядом с которой пристроился короткий черный ящик для документов. Мисс Локс села и тут же надела микротелефон — просто наушник и крохотный микрофон возле рта.

Я остался стоять, хотя в комнате имелся стул для посетителей. Приходилось следовать полученному воспитанию.

— Садитесь, — пригласила она уже без недоброжелательства.

Я сел.

Валери Локс являла собой легкую смесь противоречий. Бледная кожа казалась жесткой, как из керамики. Туго стянутым белокурым волосам не хватало самую малость, чтобы стать белыми. Желтоватый оттенок в них едва-едва пробивался. Личико маленькое, резкое, черты его, видимо, были вчерне вылеплены, а потом раскрашены. Птичье тельце худощавое и, наверное, такое же жесткое, как и все в ней, зато синее платье отличалось богатством — и расцветки, и ткани. Оно напоминало королевскую мантию, обернувшую плечи белокурой хворостинки.

— Зачем вам понадобилось проверять у меня документы?

— Мы оказываем эксклюзивные услуги, мистер Орлеан, — выговорила она без проблеска человеческого чувства на лице. — И хотим точно знать, с кем приходится иметь дело.

— А-а… — протянул я. — Так это из-за моего наряда или из-за расовой принадлежности?

— Низшие расы, мистер Орлеан, имеются всех цветов кожи. И никто из них повторно сюда не заглянет.

От ее уверенности у меня по спине холодок прошел. Скрывая неловкость, я улыбнулся.