Внедрение
Шрифт:
– Ее водой залило. Озеро было?
– Умничка. Озеро, которое постепенно в болото превратилось. И по берегам люди жили. А раз выход был, так кто-то и сторожить начал.
– А я читала, в семьдесят первом году международное соглашении по охране болот подписали. Это те, кто сторожит? Или наоборот?
– На Земле в людях нет черного и белого по отдельности. Потом про это поговорим. И кто сторожил, имел свой инструмент. Вот что мне открылось. Нам надо его найти. А тебе использовать.
– А не проще на автобусе сюда доехать? Мы такой крюк сделали.
– Не проще. Там на карьерах люди обосновались,
– Дед, если маскируемся, то в поезде нас видели и водила тоже.
– Видели. Только каждый свое. Кто бабку с внуком, кто кума с внучкой. Я готовился, между прочим.
За разговором мы свернули на грунтовку, оставили справа деревушку и вышли к лесу. Дед достал рамки. Они закрутились в его руках и встали. Он уверенно пошел в лес. Мы ныряли под упавшими стволами и лезли через ельник. За шиворот и в сапоги насыпались иголки. Я встала вытряхнуть. Встал и дед:
– А здесь вроде. Сейчас проверим. – Дед походил по лесу, – точно здесь. Теперь тебе посмотреть надо.
– Тогда ищи место посуше.
Под огромной елью дед расстелил фуфайку. Я улеглась. Ветер шевелил ветки вверху. Погрузилась в темноту. Открыла глаза и резко села. Оранжевое свечение метрах в двадцати. Я встала и медленно пошла. Присмотрелась. Бледно-серая аура осин, синеватая елей. Свечение мягкое, будто само по себе.
– Здесь, – показываю место у гнилого пня, – только я не знаю, что это. Светится необычно.
– Как знал, – дед достает из корзины саперную лопатку.
Пень и корни легко крошатся. За дерном серая земля.
– Давай, я покопаю? – яма уже больше полуметра в глубину, из стенок сочится вода. Глина пристает к лопате.
– Сейчас посмотри.
– Вижу тоже самое. Теплое желто-оранжевое свечение у поверхности.
– По-простому не получится. Тем лучше.
– Опять загадки?
– Артефакт не здесь. Точнее, он здесь в географическом смысле, а в физическом в другом мире. Понятнее не объясню. И это хорошо. Другие не возьмут. Одному мне не достать. Я открою щель, а ты заберешь.
– А что брать?
– Что увидишь. И все что сможешь. Только никуда не ходи. В руки взяла и сразу три шага назад.
– Я боюсь. Это очень похоже на могилу.
– В каком-то смысле, это она и есть, – дед улыбается, но мне не смешно, – раз выкопал, куда ее деть. На этом месте щель и сделаю, проход в другой мир.
– Там опасно?
– Опасно. Если не знаешь, чего хочешь. Поэтому задерживаться нельзя.
– Ладно. Давай.
– Сейчас вставай на край ямы. Как только воздух поплывет, делаешь шаг вперед. Там смотришь, что светится, как ты видела. Берешь и шагаешь назад. Поняла?
– Поняла.
Дед Егор достал какие-то камушки и разложил кругом по краю ямы. Показал место, куда встать. Сам встал сзади. Я чувствовала, что делает какие-то жесты. Камушки засветились голубоватым. Воздух сгустился и потянул в сторону, закручиваясь. В этой прозрачной густоте появилась узкая светлая щель. Я шагнула вперед.
Леса вокруг не было. Ровная степь. Куцая травка колыхалась от ветра. Вечер. Вдали над горизонтом висели синие тучи. Небо серо-синее, как в сумерках. Передо мной на камне лежал кол. Или посох. Темного железа. Я шагнула к камню. Посох тяжелый, покрыт знаками и письменами. Железо красноватое. Я прижала его к себе и шагнула
– Забрала, – выдохнул он.
– Только он там красноватый был, а здесь обычный, синий. – Железную палку покрыл синеватый налет, как после костра. Рельефные знаки и узоры теперь еле видны.
– Это еще хорошо. Природа вещей меняется. Мог и вообще каменным оказаться.
– И что теперь?
– Смотри, что с этим делать.
– Я устала, – и правда, сил не было. Пустота подбиралась изнутри.
– Тогда едем домой. Отдохнешь, потом посмотришь.
– А если не успеем?
– Успеем. Раз дали вытащить, разрешат и применить.
Дед срубил несколько молодых березок. Обрубил, как надо. Веревка тоже нашлась. В середине вязанки поместилась железяка.
– Вот, колышков сделал, – морщины сжались в хитрющее выражение, – теперь и грибов надо.
Грибы нашлись в ельнике неподалеку. Большие и маленькие сморщенные столбики прятались вдоль канавки. Моя сетка с дырочками наполнилась до половины. Дед тоже не стал собирать полную корзину. Обратно вышли на отворот. Ноги еле волочились. Хотелось есть. Бело синий автобус пылил, задевая обочину. Дед махнул рукой. Залезли, поздоровались. Ехало несколько человек. И все до Варегова. Смотрели на наши грибы и переговаривались. «Девочка, как в лесу? Мокро?» – «Мокро. Полные бы набрали, да устали, пока набрели. Все в одном ельнике и набрали». Через полчаса были дома у деда. Тот сразу занялся готовкой, а меня уложил на кровать. В ушах легкий свист. Темно-коричневые бревна покрыты трещинками. Будто полированные. Потолок подбит крашенной белым фанерой и медленно плывет, чуть дергаясь. Кровать жесткая, но лежать удобно. Я закрыла глаза. «Жесткая редкая травка колыхалась. Нездешние тучи гнал вечерний ветер. Земля между травинками серая. И лес был вдалеке. Узкая полоска левее в низине. Может, и река там. А камень как у нас, но железяка с усилием оторвалась. Магнитный?»
Запахло едой.
– Ну-ка, сначала это, – дед стоит рядом с фарфоровой посудиной. Сажусь. Горячий травяной чай. Травы горькие, только мед спасает. Но с каждым глотком в глазах проясняется.
– Лежи еще. Скоро все готово будет. Позову.
Я уснула. Разбудил шорох – кот точил когти на ножке самодельной кровати. Дед услыхав движения, заглянул:
– Вот и умница. Как раз готово.
Меня кормили бульоном из щучьих голов. Крепкий получился и очень вкусный. Выхлебав жижу, я решилась разобрать и голову. Наверно, спала часа два, потому что косточки были мягкие. Съела и вторую. Потом дед поставил сковороду с жареными сморчками, залитыми яйцом. Ценитель грибов из меня не очень. Доедал дед.
– Ты как, внучка?
– Полегчало. Ты мне дай эту палку еще потрогать. Я если не сейчас, так потом разберусь.
Дед вынес завернутую в тряпицу железяку. Подушечки пальцев скользят по еле заметному узору, тяжелая, килограмм десять. Непонятная притягательность. Нельзя с ней медлить.
– Спрячь ее. Как только пойму чего, позвоню или приеду. Рядом с собой не держи.
Дед провожает меня до Варегова. Вечереет. Мама, наверное, волнуется. С собой несу банку жареных грибов. На ужин пойдут.