Внедрение
Шрифт:
Лаврентий издевательски разулыбался:
– Нет, я за так за чистосердечное напишу!
Воронок также солнечно улыбнулся ему в ответ:
– Напишешь? Сам?
Лавренев перестал улыбаться:
– У меня что, лицо дебила? Слюни текут?
Воронцов тоже посерьезнел – вслед за «клиентом»:
– Лицо у тебя, прямо скажем…
– Интересно, какое?!
– Ну, на месте девушек я бы в машину к водителю с таким лицом не садился бы… Даже не с лицом, а с харей…
Толик возмущенно выпрямился на стуле:
– Ага,
Опер помахал рукой:
– Не будем о внешности. Что-то мы отвлеклись. Давай-ка сначала договоримся о правилах игры. Ты в мутках моченный, поэтому хорошо знаешь: что бы ты ни сказал – все слова, пока они через протокол не прошли.
– Где-то так, – согласился Лаврентий.
– Ну и чудесно. Тогда будем торговаться. Я тебя постараюсь убедить, почему тебе выгодно сесть в тюрьму…
– Уже интересно!
– …Сесть в тюрягу, но на моих условиях. Иначе ты можешь – не обязательно именно в данный момент – загреметь туда по-другому.
Лавренев недоверчиво-снисходительно прищурился:
– И в чем же две разницы?
– Ну, что ж, поехали…
Воронцов встал и набрал в легкие побольше воздуха, однако налетчик не дал ему начать процесс «охмурежки»:
– А в этом помещении разговоры разговаривать безопасно?
Опер укоризненно покачал головой:
– То-олик! Ну где ты когда за всю свою практику видел у нашего брата скрытые диктофоны и тайные видеокамеры?
Лавренев ничего не сказал, однако наморщенным лобиком своим дал понять, что этот довод, сформулированный в виде ответа на вопрос вопросом же, его никак не убедил. Воронцов покорно кивнул, с некоторой даже долей обреченности:
– Хорошо, можем перейти в другой кабинет.
– Да ладно, не будем суетиться, – великодушно согласился Толик. – Если что – 51-я статья Конституции [12] .
Лицо опера затвердело, у его носа резче обозначились две глубокие складки:
12
51-я статья Конституции позволяет отказываться от дачи показаний против себя.
– Толик, когда такие, как ты, говорят о Конституции – моя рука непроизвольно тянется к кобуре. Ты меня не зли. Тебя ведь не били?
– Пока – нет.
– Видишь, значит, по-человечьи относятся. И я к тебе ничего личного не имею. Отношусь с уважением. Поехали?
– Излагай,
– Чай-кофе?
– Опосля. Сигаретку бы.
– Нет проблем.
Воронцов дал налетчику сигарету, поднес зажигалку, убедился, что Лавренев прикурил, и прошелся по кабинету. Лаврентий, глубоко затягиваясь горьким дымом, настороженно провожал расхаживающего опера глазами.
– Итак, что мы имеем? За период 1999—2000
Воронцов врал. Их отдел знал только про Анатолия с напарником, да и то… Громко сказано – знал. Лаврентий молчал, и опер продолжил:
– Но меня все это не колышет! Мне интересно знать сначала другое: кто и почему посоветовал тебе перевозить в багажнике два автомата – и ты будешь смеяться – Калашниковых?
– И всего-то? – хмыкнул Толик, восхищаясь ментовской наглостью.
– Только это, – кивком подтвердил Воронок. – А на остальные разговоры твоих подельников мы зенки закроем.
Лаврентий даже раздумывать не стал:
– Не катит.
Опер невозмутимо повел головой, будто иного ответа и не ожидал услышать:
– Ладно. Мы пойдем другим путем. Ты хорошо понимаешь, что ваши терпилы в большинстве своем опознать никого не могут. Так?
– Им видней.
Воронок не обратил на реплику никакого внимания:
– Но это в большинстве своем. А в меньшинстве? Я тут посидел, собрал все ваши эпизоды… Дело кропотливое, но не особо мудреное. Всегда трое нападавших, все терпилы шли от автостоянок, все на первом этаже около лифта получали в голову, все лишились ценностей, а некоторые – еще и автомашин. И еще кутулей с сыром и микояновской колбаской – почти все до нападения затаривались в дорогих универсамах.
– И что тут необычного?
Лавренев еще не занервничал, но уже чуть напрягся. Воронок успокаивающе кивнул ему:
– Согласен! Все обычно. Даже то, что в голову били профессионально. Но… Терпилы – люди состоятельные, большинство стали свои связи поднимать-подключать, на начальство наше выходить, мол, – караул, грабють! Они-то, дурилки, не понимают, что искать, ежели что, не начальство будет, а мы. Но раз уж мы кой-кого нашли, то с некоторыми можем и договориться, чтобы вас опознали. Ну, конечно, это незаконно. Но ведь мы с тобой, Толик, в оперчасти – здесь все незаконно. И как ты думаешь, найду я общий язык с тремя-четырьмя фраерами, чтобы вас в харю опознали?
(Воронцов врал красиво. На самом деле он не знал практически ничего, за исключением одного эпизода, о котором получил информацию случайно, когда разглядывал вещи задержанного. Так и то – догадка пришла ему в голову только потому, что Воронок сам выезжал на одно место происшествия и запомнил фамилию терпилы… Такое случается – не очень часто, но случается…)
Лаврентий недобро зыркнул исподлобья:
– С вас станется… И что, этого достаточно будет?
– А смотря для чего… Для того, чтобы закрыть вас на десять суток – достаточно.