Внемлющие небесам
Шрифт:
А слушающему чудится уже, будто он — один из этого громогласного хора — страждущий, как все они, в аду, и способный лишь вопить в муках и отчаянии, и молить выслушать; однако никто не слышит, всем безразлично происходящее, и никому и никогда не дано
И уже чудится слушающему, что он среди гигантов — тех, кого Дий, «в небе грохоча, страшит поныне» [22] . Все они надсаживают свои мощные голоса, дабы достичь слуха внемлющего, но не разумеющего их. «Яростно раздалось Из диких уст, которым искони Нежнее петь псалмы не полагалось!..» [23] . И в этот миг слушающий ощущает, как сознание покидает его».
22
Данте, «Божественная комедия», Ад, Песнь XXXI, Дий-Зевс
23
Данте, «Божественная комедия», Ад, Песнь XXXI, Дий-Зевс
Голоса умолкли: Макдональд снял с Томаса наушники, и тот смутно припомнил, как надевал их, потрясенный удивительной гипнотической силой этих звуков, — голосов, жаждущих понимания, сливающихся в общем какофоническом хоре, где каждый ведет свою отдельную песнь…
Он пережил мгновение открытия, поняв, что, подобно голосам, он заблудился, потерялся и обречен на вечное присутствие в своей тесной оболочке, одинокий в своих муках и страданиях, будто уже пребывает в самом аду.
— Что это было? — неуверенно спросил он.
— Глас бесконечности, — пояснил Макдональд. — Радиосигналы, переведенные в акустические частоты. В реальном приеме — вещь бесполезная. Если мы и впрямь нечто поймаем, это тотчас зафиксируют записи, вспыхнут индикаторы, и компьютер подымет тревогу. Звуковая связь здесь ни к чему. Однако слышать нечто во время прослушивания — значит создавать источник вдохновения. А оно нам просто необходимо.
— Скорее, я бы назвал это гипнозом, — возразил Томас. — Внушением, помогающим убедить неверующих, будто там и впрямь кто-то есть. А вдруг, однажды, и удастся четко расслышать нечто, ныне лишь воображаемое. Мол, там и вправду есть некто или нечто, пытающееся объясниться с нами. Все это — не более чем простая уловка, дабы провести самих себя. Это похоже на попытку вогнать в бутылку целый, мир.
— На одних это действует сильнее, на других — меньше, — заметил Макдональд. — Досадно, что это воспринято, как выпад против вас лично. У нас и в мыслях не было проделывать с вами такие номера. Вы сами уверились — во всем этом ровным счетом ничего нет.
— Ладно, — сказал Томас, все еще злясь на себя из-за продолжающего предательски дрожать голоса.
— Мне хотелось бы дать вам послушать нечто иное. Все это лишь введение. Пошли ко мне. И ты с нами, Боб. Оставь на прослушивание техников. Ничего не
Втроем они вошли в кабинет и уселись в кресла. Рабочий стол Макдональда на сей раз оказался пуст и только готовился принять очередную порцию материалов. По-прежнему витал упоительный запах старых книг. Томас, поглаживая ладонями полированные деревянные поручни кресла, не отрывал взгляда от Макдональда.
— Со мной такие номера не проходят, — изрек он. — Все эти гипнотические звуки, приятное общество, чудесный ужин и даже прекрасные женщины с трогательными сценами семейной жизни — подобное ни в коей мере не влияет на один единственный факт, Программе свыше пятидесяти лет, а до сих пор так и не получено сообщение.
— Собственно для того я и привел вас сюда, чтобы объявить… — проговорил Макдональд, и, помолчав, закончил: — Мы его получили.
— Да нет же! — вырвалось у Адамса. — Почему же тогда мне ничего неизвестно?
— У нас не было уверенности. Случались ведь и раньше ложные тревоги. Такие минуты, пожалуй, самые трудные. Знал только Саундерс. В конце концов, это ведь его идея.
— Записи Большого Уха, — проговорил Адамс.
— Да. И он их обрабатывал. Немало потрудился, отфильтровывая лишнее. И теперь можно утверждать с уверенностью: сигнал получен. Утром я собираю всю группу. Сделаем заявление. — Он повернулся к Томасу. — Но я бы хотел обратиться к вам за советом.
— Макдональд, а это не очередной ваш номер? — спросил Томас. — Не слишком ли много случайных совпадений?
— Случайные совпадения встречаются, — произнес Макдональд. — История забита ими. Сколько программ завершилось успешно и сколько идей увенчалось триумфом только благодаря тому, что от поражений их уводили именно случайные совпадения, являвшиеся, как правило, за мгновение до окончательного торжества скептиков.
— А просьба помочь, — продолжил Томас, — это ваш коронный номер?
— Мистер Томас, — сказал Макдональд, — прошу не забывать, что мы — ученые. Свыше пятидесяти лет исследований — и ни малейших результатов. Мы уж и думать забыли, да и вообще вряд ли когда-либо задумывались над тем, что станем делать в случае, если нам повезет. Именно поэтому и нужна ваша помощь. Вы знаете людей, вам известно, как подойти к ним, что они примут, а что отвергнут, возможная их реакция. Как видите, у нас все логично и естественно.
— Все это слишком чудесно, чтобы быть правдой. Я не верю.
— Поверь ему, Джордж, — сказал Адамс. — Он еще ни разу не солгал.
— Врут все, — упрямо проговорил Томас.
— Он прав, Боб, — улыбнулся Макдональд. — И все же вам придется поверить, мистер Томас, поскольку истина поддается проверке и воспроизведению. Если мы представим результаты в печать и их опубликуют, любой ученый скажет: «Все точно. Согласен». Собственно, только так и должно быть. Какой смысл в обмане, если его можно легко разоблачить и который навсегда разнесет в пух и прах нашу Программу, стоит только вам написать об этом.
— Я слышал, те, кто хочет уклониться от военной службы, жалуются или на боли в пояснице или на голоса в голове: и то, и другое невозможно разоблачить, — заметил Томас.
— Физика — наука объективная. Любое мало-мальски значительное достижение не раз и не два проверяется, причем везде и всюду, любым и каждым астрономом.
— А может, вы желаете втравить меня во все это, чтобы я свернул тут всем шею во имя общественной нравственности?
— Томас, да смог бы я втравить вас хоть во что-нибудь?