Внезапно Папа
Шрифт:
– Да угомонись ты! – рявкает Медведь, одновременно с этим хлопая по столу ладонью. И как только поверхность не треснула. Зато на столе директора подпрыгнули канцтовары, ноутбук и папки.
Мы же с мальчиком вздрогнули всем телом. Ноги мои, кажется, вообще на долю секунды оторвались от пола, и малыша подбросило тоже.
На секунду медвежонок затих. Но только на секунду, а потом заорал пуще прежнего и теперь явно от испуга. И мне его жутко жаль и хочется укрыть от лап и рыка его неадекватного папаши.
Михаил
– А-а-а!
Псих! А еще директор! Нервы у него ни к черту еще и ребенка до истерики довел. Шагает тут по кабинету своему туда–сюда и орет как ненормальный, а малыш может упасть со стола!
– Что вы делаете? – не выдерживаю я. – Вы почему кричите на ребенка?
Быстро приближаюсь к мальчику, обхватываю его двумя руками, прижимаю потную головенку к себе. Взмок бедный ребенок от крика!
Поглаживаю малыша по спинке.
– Тише, тише, маленький, не бойся, – не столько его, сколько себя успокаиваю. Сердце как у зайчишки скачет.
Мальчик не вырывается. Наоборот, доверительно льнет ко мне, будто нашел во мне свой щит. Крик становится тише и вскоре прекращается. Блузка намокает детскими слезками и слюнями.
– Вот умничка, успокаивайся. Сейчас водички попьем и плакать больше не будем, да?
Всхлипывает в ответ, устал кричать.
– Как ты его выключила? – басит медведь. От его рыка малыш опять напрягается.
– Я с ним просто разговариваю, а не ору как некоторые, – слова срываются быстрее, чем мозг посылает сигнал подумать кому, что, а главное, КАК я говорю.
Кручу головой по сторонам, ищу графин с водой, бутылку какую или хоть что–то, где может быть питьевая вода. На директора не смотрю. Насмотрелась уже, хватит. Знала бы, что он такой неадекват, от работы отказалась бы, не раздумывая.
– Воды принесите. Пожалуйста.
В жизни бы не хватило мне смелости попросить у разъяренного мужчины воды. Но сейчас мне терять нечего, я нахожусь здесь, возможно, последние несколько минут, максимум час, так что могу себя вести так, как заслуживает этот зверь. Холодным, уничтожающим тоном я прошу у него воды для ЕГО же СЫНА!
Думаю, кому-то там, наверху, пора бы призадуматься, кому они раздают такое счастье – детей. Этому индивиду – я бы тысячу раз подумала. Таким не то, что детей, таких стерилизовать в зачатке надо!
Зверь, стоя посередине помещения, таращит на нас с ребенком залитые негодованием глаза. Оказывается, они у него темно–синие, почти черные. Утренний солнечный свет хорошо освещает заросшее щетиной уставшее лицо Медведя Ивановича. М-да уж, так себе морда. А вдруг у него бешенство? Что там Галя говорила? Привороты ему делали? Что-то не то явно подсыпали. С Озверином перепутали.
Шведов, наконец, отмирает, в два
– У-у, медведь бесчувственный, – шиплю сквозь зубы и тут же ругаю себя, ведь мальчик может услышать и повторить…
– Ты как? Эй! – хочу поднять ладошками личико мальчика, заглянуть ему в заплаканные глазки, еще раз успокоить. Не дается. Наклонил вниз голову.
Сажусь в кресло его отца.
– Ой, ничего себе, как в перину провалилась, – восклицаю от неожиданного эффекта. Слишком мягко, невероятно удобно.
Почему-то вспомнилась сказка про Машу и трех медведей, где девочке понравилась кроватка маленького Мишутки. Только тут кресло самого Медведя. Не складывается образ с предметами.
И пока моя попа ловит кайф, устраиваясь с комфортом на сидушке, мальчик заинтересовано поглядывает на меня исподлобья. Всхлипы становятся реже.
Выпрямляю спину. Так мы с малышом на одном уровне. Окольцовываю его бедра руками. Заглядываю в глаза, пытаюсь установить зрительный контакт.
– Давай знакомиться? Меня Настей зовут, а тебя? – улыбаюсь ему.
Молчит. Бровки хмурит, сопит, пальчики указательные друг с другом стыкует. Тихо всхлипывает.
– Можно?
Касаюсь подушечками пальцев мокрых щечек ребенка, стираю слезинки с нежной детской кожи.
– Вот так будет лучше. А плакать мы больше не будем, да?
Как будто вспоминает о плаче и всхлипывает.
– Какой ты красивый мальчик. А ты знаешь, что когда человек улыбается, он становится еще красивее? – растягиваю губы еще шире. – Ты умеешь улыбаться?
Мальчик крепко сжимает губы. Опять сопит.
– В другой раз улыбнешься мне, ладно?
Чуть заметно кивает и вздыхает плечиками. Глажу его по голове. Волосы – нежный шелк.
В приемной раздаются громкие шаги и дверь распахивается. Вваливается Михаил Иванович с бутылкой воды в лапищах и упаковкой пластиковых стаканчиков.
Недовольно морщится. Ах да, я же сижу в его царском кресле. Зато я успокоила его сына!
Бутылка приземляется рядом с нами.
Мальчик напрягается, как будто готовится снова закричать. Он явно боится своего гризли. Почему?
Глажу его мягкие пальчики своими.
– А вот и водичка. Сейчас будем пить.
Встаю с кресла. Подпираю ребенка своим телом, чтобы он ненароком не упал со стола.
Беру бутылку, чтобы открутить крышку, верчу в руках, читаю этикетку.
– Минеральная сильногазированная? – вскидываю брови на директора. – Ребенку?
– А что? – рычит.
Пожимаю плечами. Раз купил, значит можно.
Крышка не поддается. Пальцы до неприятного жжения скользят по ребристому краю, силы не хватает вскрыть фабричную "пломбу".