Внизу наш дом
Шрифт:
— Ну, ты сказанул! — парень не то, чтобы сдулся, однако во взоре его мелькнули признаки смены настроения. — Уважаешь, значит? — попытался он перевести с высокопарного на понятный.
— Пушку хочу купить, — ответил я прямо. — И боеприпас к ней. А их никто не предлагает.
Мой визави согнулся от хохота и невольно опёрся о стену, чтобы не упасть:
— Ты откуда взялся, такой весь из себя простой? — спросил он, вытирая слёзы смеха.
— Лётчик я. Мне сверху видно всё — ты так и знай, — для впечатления решил я процитировать строку из ещё не написанной песни. — Нет на Привозе пушек.
— Сопля ты зелёная, а не лётчик, — скривился незнакомец.
—
— Ты кончай так разговаривать, — мальчишка сразу разъярился и ударил меня в ухо. А у меня, оказывается, не только в голове память о будущем проснулась, но и рефлексы взрослого тела вступили в противоречие с силой и мышечной массой астеничного подростка. То есть среагировал я чересчур резко для столь безобидной ситуации. Нырок, прямой с левой, нокаут. Минуты через две мой несостоявшийся обидчик заморгал и открыл глаза.
— Ладно, можешь говорить, как тебе удобней, — примирительно протянул паренёк и опёрся на мою руку. — Захар
— Шурик, — я помог ему встать. — Завтра на рассвете подкатывай на Лонжерон и дуй прямо к морю. Полетаем, — завершил я программу первого знакомства.
Фигурку Захара я разглядел издалека. Он стоял на ровной площадке недалеко от кромки, до которой докатываются волны спокойного в эту пору моря, и махал мне рукой. Прилетел я за ним на мотопланере — мы с парнями его несколько раз переделывали, отрабатывая разные идеи, отчего он превратился в послушную руке опытного пилота игрушку… не стану долго о нём рассказывать, но кольцо вокруг винта было перфорировано сверху, отчего создавалась дополнительная подъёмная сила, превращающая что пробег после посадки, что разбег при взлёте в короткие отрезки метров по тридцать-сорок.
Эта неторопливая этажерка вид имела самый архаичный, напоминая творения зари авиации, зато показывала чудеса летучести и порхала в небе, словно мотылёк. Мы с Захаром от души полетали на ней, разглядывая сверху всё, что приходило к нам в головы. В общем — день удался. Юный карманник с Привоза так и сказал. Поэтому я, рассчитывая на помощь с его стороны, и рассказал о своей нужде — пушечных стволах и снарядах.
— Слушай, — ответил он мне, — Смит и Вессон тридцать восьмого калибра достать несложно. А вот про тридцать седьмой я ни разу не слышал.
— Так не пистоль мне нужен, а некоторые части от противотанковой пушки, — я показал на пальцах приблизительный размер.
— Ну, ты и придумал, — озадаченно почесал в затылке парень. Потом мечтательно закрыл глаза, думая о чём-то своём. — Ладно, давай в следующий четверг ещё полетаем. А я тем временем поговорю с уважаемыми людьми. Может и получится что-то.
Мужчина, с которым свёл меня Захар, показался мне по ухватке похожим на старшину-хозяйственника. Однако одет был во всё гражданское, а, по понятным причинам, имён мы с ним друг другу не называли, только торговались до последней возможности. Мне показалось, что этот человек возжелал за одно действие решить финансовые проблемы себя и всех своих потомков на бесконечную перспективу. Только сбив запрошенную поначалу цену раз в десять, я начал обсуждать технические детали.
И тут всплыло одно немаловажное обстоятельство:
—
Тут я несколько завис, потому что полагал сдачу гильз обязательной процедурой после учебных стрельб. То есть, думал — снаряды спишут, как израсходованные в практических целях, и всё будет шито-крыто. Совсем непонятная история. Попросил показать.
Арсенал, куда привёл меня старшина, оказался в старой каменоломне. Чтобы добраться до него мы ломиком вскрыли кладку, сооруженную из ракушечника.
— Вот, с Гражданской приховано, — мой «гид» с трудом отлепил парусиновую обёртку от здоровенного продолговатого предмета, и при скудном свете карбидного фонаря взору моему предстала… митральеза. Пять расположенных револьверным образом стволов, сзади рукоятка. Покрыто это густой смазкой, окаменевшей от долгого хранения
— Противоминный калибр, только очень старое — орудие Гочкиса. Уж и не знаю, белые прятали, красные, или ещё какие — давно тут лежит, — «старшина» потеребил усы и озадаченно почесал в затылке, глядя на меня вопросительно.
Мне думалось, что в это время в войсках уже шла замена противотанковых тридцатисемимиллиметровок сорокапятками, отчего выведенные из употребления орудия просто отправляли на переплавку. Вот и надеялся, что кому-то, связанному с артиллерийским снабжением, пользуясь особенностями переходного периода, удастся выкрасть хотя бы стволы и снаряды. А тут тебе — залежи антиквариата, сделанного, возможно, ещё в прошлом веке!
Снаряды, вернее унитарные патроны артиллерийских выстрелов, тоже оказались не те. Короткие почти цилиндрические гильзы со слабо выраженной бутылочностью были двух видов: осколочная граната ударного действия и картечь, заключённая в стаканчики, которые раскрывались после вылета из ствола. Я забрал и те и другие — они мне идеально подходили. Главное — порох бездымный, а не чёрный… а то могло ведь и так «повезти». Относительно короткие стволы этих орудий меня вполне устраивали. Ну и самих «митральез» я взял все — их тут было четыре. Это целых двадцать стволов.
Снарядов тоже оказалось в достатке — это было важно для дальнейших планов. Отец Николай денег мне дал, так что хлопоты даром не пропали. И я принялся за самое главное — за созидание. По-существу, моё орудие представляло собой револьвер, из барабана которого носиком вперёд смотрели снаряды, а назад — пыжи, закрывающие массивную песчаную пробку. Порох размещался посерёдке и поджигался капсюлем через боковое отверстие. Жевело, которым воспламеняют охотничьи патроны с картонной гильзой, оказались подходящими.
При выстреле снаряд улетал вперёд, а песок назад, компенсируя отдачу. Гильз тоже нет, то есть нет нужды нагружать мой будущий самолётик ничем лишним. Недостаток подобной конструкции — всего восемь выстрелов в боекомплекте — один полный барабан.
Зато перезарядка идёт быстро — заменой всего барабана. И есть два подходящих боеприпаса — осколочный и картечь. Бронебойные, если потребуются… там увидим. Но пальба болванкой по самолёту представляется мне неэффективной. Понятно, что работы свои я вёл в укромной балке, с заросшими склонами. Дорога, проходившая по её дну, использовалась редко, так что звуки выстрелов не разносились слишком далеко. А помогали в этом исключительно пионеры — они крепко мне доверяли и отлично знали, какими средствами воздействуют а них отцы, узнав об устроенной пальбе. Но сами в «мероприятиях» участвовали охотно.