Внизу наш дом
Шрифт:
Признаюсь, привлекать к нашим трудам следующее подрастающее поколение я не торопился — судя по всему, к нужному моменту подготовиться получается уверенно, а расширять круг посвящённых ни к чему. Вот только не нравилось мне, что Мусенька явно намерена войти в состав боевой группы пилотов. Не нравится мне, когда женщины рискуют жизнью на войне. Разумеется, решать проблему следовало кардинально — сделать ей счастливой мамой и… она же с ребёнком попадёт под оккупацию, что значительно хуже, на мой взгляд. Особенно при её решительном характере. Причём, под оккупацию румынскую… охохонюшки! Вздохнул, и смирился с неизбежным. В конце концов не все погибают, может быть ей повезёт?
Кроме меня, Сани, Шурочки и Мусеньки
Разумеется, поняв, что и моим товарищам, возможно, придётся драться в небе войны, начал серьёзные занятия по тактике маневренного боя — собственного опыта мне было не занимать, да и немало роликов о знаменитых схватках, просмотренных в своё время благодаря интернету, кое-что добавили к знаниям. Вражескую технику я себе представлял отчетливо, поэтому вырезал деревянные модели, раскрасил, как полагается и начал тренировки по «узнаванию» их с разных расстояний и ракурсов.
В полётах мы тренировали всевозможные фокусы, вроде широко известной Покрышкинской «кадушки», отрабатывали маневрирование при встрече на произвольных ракурсах и высотах. Огромное внимание уделяли использованию преимуществ наших самолётов над любыми другими — мы были маневренней во всех отношениях. Вертлявей, скороподъёмней и не теряли управляемости, пока винты обдували хвост — то есть даже на самых малых скоростях, даже беспорядочно падая — могли направить нос туда, куда нужно.
Почему-то в этот период я испытывал огромный внутренний подъём. У меня получилось всё, что задумал. И продолжало получаться — отец Николай «подогнал» аппаратуру «из-за бугра». Радиополукомпас в машину никак не лез, зато рации и авиагоризонт подошли прекрасно, встав на оставленные для них места. Всего этого добра оказалось достаточно для всех строящихся самолётов и даже осталось немного для… позднее помяну, а то сейчас не к слову.
Отрабатывали мы и такие элементы, как взлёт и посадка. Особенно нас волновали длины разбега и пробега. При старте раскручивали двигатель, зафлюгерив винт — он при этом просто перемешивал воздух, не создавая тяги. А потом ставили шаг на «передний ход», и машина срывалась, как пришпоренная, вжимая пилота в спинку кресла. Тут нужно было внимательно удерживать аппарат горизонтально, пока наберётся скорость отрыва. Потом — сработать обоими элеронами, выполняющими функцию закрылков, чтобы оторваться от грунта. Словом, взлёт получался энергичным.
При посадке подобных удобств не было — всё делалось по классике, причём точность касания одновременно всеми тремя точками требовалась ювелирная. Только торможение винтом немного сокращало пробег. Однако, в целом, вполне прилично выходило. Не хуже, чем у серийных истребителей.
Изменений в конструкцию самолёта больше не вносили, кроме нескольких мелких уточнений, необходимость в которых выявилась в процессе энергичных эволюций. То есть творческая компонента в нашей деятельности более не присутствовала. И это вызвало своеобразную ломку, особенно в рядах «пионеров» — многократное повторение одних и тех же производственных операций — не то, к чему они привыкли.
А одна «задачка» у меня для разминки была. Поскольку намечалось что-то вроде эскадрильи — объёмы снабжения её ожидались вполне приличными. То есть на крестьянских телегах даже горючего не привезёшь. Или потребуется небольшой обоз. Но лучше, конечно, самолёт — ему не нужны дороги.
Вообще-то, бипланы этой эпохи по данному параметру просто вне конкуренции — их наследник знаменитый Ан-2 это наглядно продемонстрировал. А только мне хочется ещё сильнее снизить посадочную скорость и уменьшить нужное для взлёта и посадки пространство. Как? Как создать дополнительную подъёмную силу, когда слаб набегающий поток?
Есть такое явление — эффект Бернулли. Подмечено, что давление газа тем ниже, чем выше его скорость. Как это работает для самолётного крыла — знают все. Выпуклая верхняя поверхность создает потоку, вынужденному её огибать, более длинный путь, отчего скорость воздуха над крылом заметно выше, чем внизу. Зато давление выше именно внизу — оно и поддерживает крыло. Нет, не только за счёт этого создаётся подъёмная сила, но вклад данной компоненты следует признать заметным.
Теперь представим себе поток воздуха из под воздушного винта, заключённый в трубу. Понятно, что снаружи на такой тоннель давит воздух, пытаясь сжать его. А теперь мысленно откинем верхнюю часть, давая воздуху возможность уходить туда свободно, и получим добавку к подъёмной силе от оставшегося снизу жёлоба.
Когда я поделился замыслом со своими воспитанниками, те активно забегали, принялись за расчеты и рисование разных немыслимых конструкций. То есть перешли в нормальное душевное состояние. Мне, если по правде, более было не до этой затеи, потому что всплыла ещё одна проблема. Проблема перегрузок.
Наш истребитель можно было отнести к классу авиеток из-за его весьма скромных размеров. В тоже время пятьсот лошадок разгоняли эту ничтожную массу до весьма значительных скоростей. А резкие эволюции создавали значительные поперечные ускорения. Разумеется, мы строили маневры так, чтобы нагрузки были направлены вниз, в сторону брюха аппарата — так пилоту их легче переносить. Кровь при этом отливала от головы, вызывая сужение поля зрения, способное перейти в полную отключку.
Ладно при тренировках, где ещё можно за этим хоть как-то следить! А в бою? Ну и ещё — без активного управления наша машина практически неспособна держаться в воздухе — она абсолютно не страхует пилота ни от одной оплошности и склонна к заваливанию набок, если её от этого не удерживать. Мы ведь летим, непрерывно покачивая крыльями и слегка «кивая» на ходу, потому что должны всё время контролировать полёт.
Вообще-то противоперегрузочный костюм, это просто надувные штаны. Их задача — поддерживать в нижней части тела давление, компенсирующее отток крови от мозга. Но это только при воздействии положительной перегрузки. То есть, без автоматики, решающей эту непростую задачу, никак не обойтись. Признаюсь, я не сразу решился взяться за работу, которая под силу разве что целому КБ, но, подумав, всё-таки осмелился попробовать.
— Двойные штаны из прорезиненной ткани! — пожилой закройщик смотрит на меня удивлённо. — Помню, давным-давно, когда я был моложе и выше ростом, мой папа шил макинтоши. Ви знаете, что такое макинтощ? Настоящий макинотщ? Нет, юноша. Даже представления не имеете… — я устраиваюсь поудобнее, чтобы ничем не огорчить еврея-закройщика, решившего обстоятельно поговорить.
Меня не один раз уже послали… по другому адресу, едва поняли, чего я от них добиваюсь. В одном ателье сказали, что не знают такой модели, в другом, что не имеют возможности найти подходящей ткани. Были и другие варианты, но в финале меня спроваживали, иногда, напоив чаем, иногда откровенно посочувствовав. Несколько раз выразили даже соболезнование лётчику, у которого в полёте кружится голова.