Внуки лейтенанта Шмидта
Шрифт:
Подрывные материалы:
Винилы «Deep Purple» – «Machine Head», «Burn» и «Led Zeppelin» – «Physical Graffiti». Напитки «Фанта» и «Пепси».
Фестиваль молодёжной песни
На борту «Тушки» неприступные стюардессы разносили минералку, карамель «Барбарис» и растворимый кофе. Америка тоже не отличалась высокой кофейной культурой: на заправках любой мог отведать мочеподобную бурду.
Но растворимый эрзац никогда не пересекал порога дома Шерманов. Советское пойло тоже заслуживало отдельного упоминания в книге «Рецепты для моей тёщи». Используя методы убеждения и принуждения, Казаков
Майкл уже наслушался напевов всех этих «Гитар, голосов и друзей» в своём магазине, где совковые эмигранты проверяли пластинки на предельной громкости.
Шермана раздражала гитарная школа русских исполнителей, происходившая от забытой испанской семиструнки. Это поколение начинало знакомство с инструментом с цыганщины и бардов, а потом узнавало заморских Мадди Уотерса и Джона Ли Хукера. Переход на шестиструнный лад давался русским не просто, что бросилось в глаза в интерпретации «Поющими…» мегахитов британских «Shadows», прогремевших в Союзе как «Цыганочка» и «Апачи». Говорят, потом сам старина Хэнк Марвин похвалил русского гитариста за национальный колорит.
В аэропорту эстонской столицы канадскую сборную ожидала плотная колонна комсомольских функционеров с кленово-красными флажками.
Московские гости вальяжно приветствовали провинциалов, входя в роль начальства, а Леночка продолжала плотное сопровождение подопечного.
Официальная часть начиналась в горкоме комсомола приветственной речью первого лица и убойным фуршетом в зале приёмов.
Канадским комсомольцам грозила обязательная экскурсия по ленинским местам Таллина, где Владимир Ильич никогда не бывал, но как утверждали историки, регулярно сюда собирался. Делегацию поселили в закрытой гостинице ЦК по соседству с таллинским Белым Домом. Вопреки инструкции, ровно через полчаса Шерман вступил в физический контакт с сотрудницей спецслужбы противника.
Елена прекрасная сначала сопровождала журналиста в душе: он признался, что боится воды, а потом на ковре в гостиной. Достигнутый опыт закрепили ещё пару раз в спальне. Время, казалось, остановило свой бег, и только громкий стук в дверь прервал увлекательный процесс внедрения. Хорошо поставленный голос товарища Казакова, напомнил об открытии молодёжного фестиваля, запланированного во Дворце Спорта на соседней улице. Громадный плакат над входом в спортхолл приглашал на конкурс комсомольской песни «Таллинская весна». Билеты продавались, скорее всего, только членам комсомольского актива, впрочем, одетым от «Берёзки» или в конфискат у местных фарцовщиков. Гардероб меломанов полностью соответствовал статусу концерт. Самые ответственные функционеры выделялись красными галстуками под джинсовыми пиджаками.
Рассаживая канадский комсомол, тов. Казаков в моднющем кожаном кителе и ковбойских сапогах, вдруг перешёл на хороший английский. Заговорчески подмигнув, он пригласил всех после концерта на серьёзную дискотеку.
Политический
Открывшая фестиваль группа, ни с того ни с сего, вдруг заиграла в стиле «fusion», который тут называли «джаз-роком». Майкл застыл с отвисшей челюстью среди таких же онемевших канадцев. Хотелось бы знать, что почувствует русский турист на концерте пляшущих вприсядку негров балалаечников.
Холодные прибалты, конечно, засушили негритянский «фанк» при исполнении стандартов новомодного стиля от Хэнкока, Джеффа Бэка и Билли Кобэма. Все канадцы испытывали глубокий культурный шок: ведь «железный занавес» оказался дырявым! Кто-то даже вспомнил историческую встречу наших отцов на Эльбе.
Выступившие следом, группы из Таллина и Риги выдали оригинальные версии «тяжёлого» и арт-рока, дерзко замахнувшись на творчество гитарных гениев Блэкмора и Фриппа.
Коллеги Шермана оказались в щекотливом положении: писать о Советах в восторженных тонах на Западе не принято, да и бесполезно – никто не напечатает. А хаять услышанное – рука не поднималась.
Ближе к концу первого дня фестиваля в зале началось оживление: ждали тогда ещё не очень известную группу «машинистов» из Москвы.
Прибалты очень старались удивить всех и утереть нос москвичам, афишируя свою близость к Западу. Те же отвечали на происки провинциалов с характерным апломбом и столичным шиком.
В перерыве на сцене поднялась стена самопальных колонок «Marshall» и под завистливыми взглядами местных музыкантов торжественно вынесли оригинальную гитару «Fender Stratocaster». Московские техники установили в зале невиданный здесь 24-х канальный пульт «Soundcraft», а профессиональный звукорежиссёр, с видом мэтра, колдовал над полем кнопок. Эту процедуру называли ёмко – «sound check», a по-русски – «ставить звук».
С первых же блюзовых аккордов «машинисты» зацепили публику, и атмосфера в зале уже походила на настоящий рок-концерт.
Тяжёлая волна привычных Шерману гитарных риффов с дисторшн и «педальным» тоном накрыла зал с головой. И хотя гитарист временами ненавязчиво цитировал своих коллег из супергрупп «Pink Floyd» и «Led Zeppelin», это был оригинальный русский рок, который пробивался сквозь асфальт комсомольской песни. Мощная энергетика группы раскачала бетонные балки, бурлящий поток «хард-н-хэви» хлынул со сцены и разметал ряды кресел.
Последние песни на бис весь зал пел стоя! Этот тысячный хор пробудил к жизни даже товарищей в красных галстуках, которые обменялись многозначительными взглядами: «москвичи за всё ответят!»
Пронзительная лирика группы, навеянная серебряным веком, пьянила ароматом свободы.
Назвать этот русский рок «комсомольской песней» могли только критики с очень богатым воображением. Дальнейших ход событий показал: их в этом зале хватало!