Внутренние война и мир
Шрифт:
Но если Арджуна не изменится, — останется посредине, отягощенный мышлением, — то направит свой путь к лесу, он не сможет вступить в войну. Арджуна уйдет с поля боя, он убежит.
Остальное мы обсудим вечером.
ГЛАВА 2
Корни жестокости
Арджуна
Тех знать я хочу, что сошлись там, в сраженье.
Готовясь исполнить волю Дхритараштры, коварного сына.
Санджая сказал:
Вняв словам Гудакеши, остановил Хришикеша
Огромную колесницу между двух войск, Бхарата.
Пред лицом Бхишмы, Дроны и всех царей воскликнул:
«О Партха, смотри на сошедшихся куру!»
И увидал тогда Партха дедов, отцов, наставников, дядей,
Товарищей, братьев, сыновей и внуков,
Тестей, друзей, стоящих в обеих ратях;
Всех сошедшихся вместе родных увидал Каунтея.
Состраданием тяжко томим, скорбный, он так промолвил.
Арджуна сказал:
При виде моих родных, пришедших для битвы, Кришна,
Подкашиваются мои ноги, во рту пересохло
Дрожит мое тело, волосы дыбом встали,
Выпал из рук Гандива, вся кожа пылает;
Стоять я не в силах, мутится мой разум.
Зловещи знамения вижу, не нахожу я блага
В убийстве моих родных, в сраженье, Кешава.
Не желаю победы, Кришна, ни счастья, ни царства;
Что нам до царства, Говинда, что в наслаждениях жизни?
Арджуна сказал:
Тех знать я хочу, что сошлись там, в сраженье,
Готовясь исполнить волю Дхритараштры, коварного сына.
Санджая сказал:
Вняв словам Гудакеши, остановил Хришикеша
Огромную колесницу между двух войск, Бхарата.
Пред лицом Бхишмы, Дроны и всех царей воскликнул:
«О Партха, смотри на сошедшихся куру!»
И увидал тогда Партха дедов, отцов, наставников, дядей,
Товарищей, братьев, сыновей и внуков,
Тестей, друзей, стоящих в обеих ратях;
Всех сошедшихся вместе родных увидал Каунтея.
Состраданием тяжко томим, скорбный, он так промолвил.
Арджуна сказал:
При виде моих родных, пришедших для битвы, Кришна,
Подкашиваются мои ноги, во рту пересохло. Дрожит мое тело, волосы дыбом встали.
Война не завладела Арджуной, но он также и не против войны. У Арджуны нет отвращения к насилию. Ведь по существу вся его жизнь, все обучение и образование, которое он получил, все условия его жизни наполнены жестокостью и войной.
Но необходимо понять, что, чем более жесток разум, тем сильнее привязанность. Ум, чуждый жестокости, переступает
Именно поэтому Арджуна неожиданно слабеет, теряет почву под ногами. Члены его тела отнимаются — и вовсе не потому, что он вдруг становится противником войны. Он по-прежнему не видит ничего плохого в готовящемся насилии, его разум не сомневается в праве людей на жестокость. Арджуна испытывает слабость из-за того, что его ум вдруг осознает другую, противоположную сторону насилия; сознание героя столкнулось с глубочайшим компонентом жестокости, ее фундаментальной основой. Разум Арджуны поражен чувством собственности, привязанностью.
Чувство собственности, привязанность является не чем иным, как жестокостью. Чтобы понять Гиту в целом, необходимо прежде разобраться в этом вопросе. Тем, кто не смог постичь данную мысль, может показаться, что Арджуна действительно настроен против насилия, к которому его побуждает Кришна. Но если человек действительно противится жестокости, Кришна никогда не станет убеждать его в обратном. По существу, даже если Кришна захочет переубедить такого человека, у него ничего не выйдет.
Суть ситуации в том, что Арджуна ни на йоту не против насилия. Ум Арджуны сделал шаг вперед и наткнулся на самое основание жестокости. И именно чувство собственности является ее основанием.
Арджуна видит своих собственных людей — любимых, родственников. Если бы Арджуна не любил их и не находился с ними в родственных отношениях, то он зарезал бы их как скотину. Но ему сложно решиться на это, поскольку перед ним его собственные люди. Если бы Арджуне предстояло сразиться с чужаками, он без зазрения совести изрубил бы врагов на куски.
Неприятие насилия может появиться лишь в уме человека, который переступил через «мое» и «ваше». Причина беспокойства Арджуны вовсе не в протесте героя против жестокости. Арджуну затронула сама основа насилия.
Вполне естественно, что базис, краеугольный камень жестокости, появился на поверхности в подобный момент кризиса. Если бы враги были чужаками, Арджуне никогда бы не пришла в голову мысль о том, что он жестокий человек. В уничтожении противника он не увидел бы ничего плохого. Арджуне не показалось бы, что в войне есть нечто противоречащее религии. У него не омертвели бы конечности; напротив, вид чужаков взвинтил бы его. Арджуна положил бы стрелу на лук, его руки сжали бы меч — он испытал бы веселье и восторг.