Во что бы то ни стало

Мусина Мария

В период работы дворником Виктору дали крохотную каморку – служебную площадь. И он стал совершенно независим от родителей – чем справедливо гордился. И было чем: практически всем его сверстникам без согласования с родичами некуда было даже девушку привести на рюмку чая. И вообще территориальная самостоятельность диктовала совершенно особый образ жизни – свободный.

Справившись со своими дворницкими обязанностями, Виктор шел домой читать, или в библиотеку копаться в книгах, или в гости к приятелю-истопнику, доктору исторических наук, отдалившемуся на время от проблем права и социального устройства государства скифов, дабы написать роман века. В те спокойные годы так называемого застоя дворники, сторожа и истопники занимали первые

места по уровню образования и количеству ученых степеней.

Но вот настали годы другие. И Виктор Евсеев стал пытливо наблюдать взвихрившуюся вдруг вокруг него активность людей, которые презрительно считали его неудачником. Оказывается, они все эти годы его помнили. Оказывается, все эти годы они мечтали с ним работать, но не было возможности («Ты ж все понимаешь, чувак!»). Но зато теперь… Приезжает известный американский психоаналитик вести семинары для наших специалистов. А переводить некому. Переводчик мало того, что должен чувствовать нюансы языка, но и должен хоть чуть-чуть разбираться в предмете. Нет такого переводчика. «Витя, если у тебя найдется время, может быть, ты сможешь, мы хорошо заплатим. Витя, выручи». Издательства кинулись удовлетворять спрос на психологическую литературу, наши психотерапевты с книжками еще не подоспели, но зато имеются в наличии тонны подобных на английском, французском, немецком языках. Кто переведет? Переводчиков-то масса, но есть один, который «в предмете» и в состоянии адаптировать психологию Тома и Джерри к менталитету Ивана и Марьи, что достаточно непросто. К тому же может и сам найти в море шедевров библиотерапии хорошую книжку для перевода. Кто такой? Виктор Евсеев. Где он?!! Подать сюда! Занят? Уговорить, упросить, заплатить побольше – лишь бы перевел. По стране, объятой стрессами перестройки, широкой поступью зашагала психотерапия во всем многообразии своих жанров – от частной задушевной беседы один на один с доктором до едва умещавшихся на стадионах толп алчущих душевного покоя, а также успехов в делах и личной жизни. Многочисленные администраторы, устроители и менеджеры принялись рыскать по стране в поисках людей, способных обслужить возникшую у населения потребность. Молодой, красивый, хорошо образованный, вызывающий доверие и к тому же кое-что петривший в психологии и психотерапии Виктор Евсеев был верной ставкой на пути к немалым деньгам. На него и ставили – много и охотно. От стадионов Виктор отказался сразу и безоговорочно. Но группы психотерапевтические вел с удовольствием. Он, в сущности, любил свою профессию. К тому же администратор освобождал его от всей материальной и организационной суеты. Что еще нужно человеку, увлеченному своим делом?

Но этот благодатный период длился недолго. Откуда ни возьмись, явились «психотерапевты» и целители-маги, которые брались за один сеанс излечить от всего и сделать счастливыми тысячи людей одновременно. Да еще вдобавок снабдить желающих ведрами «заряженной» воды, гарантирующей все блага мира. Профессионалы пожимали плечами, негодовали, недоумевали, но интеллигентная ученость всегда проигрывает перед воинствующим невежеством, тем более если оно начинает свой крестовый поход за денежными знаками. Администраторы, устроители и менеджеры с воодушевлением переключились на то, что приносило весомые плоды. По сути, им было абсолютно все равно, что продюсировать. У интеллигенции, которая понимала разницу между хорошо образованным психотерапевтом и субъектом, берущимся за один час решить проблемы, над которыми человечество бьется веками, не стало денег даже на нормальную еду, не говоря уже о прочем.

Тем не менее кое-какая клиентура у Виктора оставалась, переводы – тоже. Но чтобы заработать на среднюю продовольственную корзину, надо было вкалывать все больше и больше. Виктор по 18 часов в сутки сидел либо над переводами, либо с очередным пациентом, корректируя пограничное состояние психики, при этом с удивлением замечая, что уровень жизни его становится все ниже и ниже. Настал

день, когда Виктор Евсеев мужественно посмотрел правде в глаза и заметил, что оказался на обочине времени, что основные события происходят где-то рядом и жизнь несется мимо, мимо, мимо…

Необходимо было осмелиться на что-то конкретное. Либо согласиться с таким порядком вещей, перестать барахтаться и, рыская по магазинам в поисках дешевой еды, провожать голодным взором чей-то белый шестисотый «мерседес», довольствуясь мыслью о том, что все на свете – воры и проходимцы и что интеллигентному, тонкому, одухотворенному, честному человеку нет места в этом мире алчности и чистогана. Либо подумать, как, используя свой интеллект, все же вскочить на подножку мчавшегося в капитализм поезда.

В этот непростой момент своей жизни Виктор встретил Лену. И это обстоятельство решило его судьбу.

* * *

Юля не мигая смотрела на лепесток цветка, призванного украсить чашку.

– Ты же прекрасно все понимаешь, – говорил Алеша.

Юля покорно кивала:

– Да, понимаю.

– Тогда зачем мы это обсуждаем?

– Потому что если мы сейчас не заплатим за то, чтобы нам как следует проверили квартиру, нас могут надуть так, что мало не покажется, – робко пролепетала Юля.

– Боже мой! – воскликнул Алеша. – Ты везде видишь обман.

– Да. И лучше перестраховаться, чем потом грызть локти, – упрямо заметила Юля, не переставая созерцать рисунок на фарфоре. – Я не умею проверять квартиры. Каждый должен заниматься своим делом. Нужно найти деньги, заплатить человеку, который сможет это совершить. Скупой платит дважды.

– Ты хочешь сказать, что я скупой?

– Алеша…

– Я скупой, значит, по-твоему?

– Лешенька, не надо… Ты прекрасно знаешь, что я так не думаю…

– Стало быть, я жадный?

– Леша…

– Дождался благодарности!

– Алешенька, это просто поговорка такая – скупой платит дважды. Английская причем. Но ты же понимаешь: мы не можем рисковать. Я не смогу проверить эту чертову квартиру – у меня ни мозгов не хватит, ни знаний. И ты не сможешь – у тебя нет времени. А проверить надо. Ты согласен? Надо проверить?

Алеша помолчал и согласился:

– Надо.

– Вот видишь, – воодушевилась Юля, – а две тысячи долларов, в конце концов, погоды не делают. Займем.

– Может быть, ты и права, – сдался Алеша.

Юля поощрительно кинулась ему на шею. «Невроз, невроз, – пронеслось у нее в голове, – любовь – это невроз…»

– Я всегда права, – прошептала, – ты же знаешь, я всегда и во всем права.

На следующий же день Юля отправилась к умудренной жизнью адвокатессе, отнесла ей листочек со всеми данными о квартире на Коммунистической.

– Когда можно будет узнать результат?

– Через неделю, – ответила адвокатесса, – задаток в количестве пятидесяти процентов от договоренной суммы – вперед. И то, заметьте, это ниже низшего предела. Другие сразу все вперед берут.

– У меня с собой нет таких денег, – растерялась Юля.

– Ничего страшного, принесете завтра утром, – милостиво разрешила юристка и широко растянула по горизонтали губы.

Глава 4

Екатерина Васильевна Белова – член коллегии адвокатов с почти пятнадцатилетним стажем, опытный юрист и не менее опытная женщина любила русскую классическую литературу. Она восторгалась ею, перечитывала ее в немногие свободные часы отдыха, бережно собирала лучшие ее произведения в лучших изданиях. Ее мать – учительница-филологиня – привила ей такое серьезное и обстоятельное отношение к литературе. «Учебник жизни, – восторженно говорила мать Екатерины Васильевны, – русская классическая литература – это учебник жизни. В России, в силу многих причин – в том числе и по причине затянувшегося крепостного права, которое, несомненно, задержало развитие демократии, литература никогда не была только лишь изящной словесностью…»