Во что бы то ни стало
Шрифт:
Любимым Катиным параграфом в этом учебнике жизни была пьеса времен когда-то уже один раз нарождавшегося в России капитализма – «Волки и овцы». Катя считала данное произведение гениальным и совершенно недооцененным. При этом Катя с младых ногтей чувствовала, что она совсем не овца. Отнюдь.
Екатерина Васильевна подошла к нужному дому по Коммунистической улице и огляделась внимательно и подробно. А ничего местечко, да и кирпич солидный у строения. Губа не дура. Зашла
Екатерина Васильевна не поддерживала эти псевдоинтеллигентские, чистоплюйские, в жопку иголочкой, как сказали бы в народе, подхихикивания над новыми русскими. Да, ее покойная матушка – эдакая экзальтированная гуманитарка, считавшая, что и Катя всю жизнь должна косить под тургеневскую барышню, если бы была жива, должно быть, тоже демонстративно брезговала бы новыми хозяевами жизни. Что верно то верно, все эти страны и континенты со своими многовековыми традициями вечно ими брезговали, nouveauriche – говорят о них в чопорной Европе. Новый богатый, выскочка, дескать. В Америке же о них уважительно скажут: «Человек, который сделал себя сам». И в самом деле, за что, собственно, презирать человека, который хочет лучшей доли для себя и своих детей? Ну а то, что при переделе собственности все первоначальные капиталы наживаются неправедным путем – это уже аксиома, что называется, плата за страх. Не по хорошему-де мил, а по милу хорош.
Не так давно была очередная встреча выпускников их владимирской школы. Екатерину Белову, если она приезжала из Москвы, всегда на этих вечерах просили выступить, знали, как она умеет красиво, проникновенно и убедительно говорить о пользе знаний, полученных в здешних стенах. Екатерина Васильевна иногда приезжала на эти вечера – раз в пять лет поинтересоваться, что стало с ее одноклассниками – иногда бывает полезно посмотреть в глаза своему возрасту, чтобы не купаться в нелепых иллюзиях по поводу вечной молодости.
Екатерина даже позволяла себе расслабиться на этих встречах, сентиментальничала. В ответ на чьи-то возмущения о современных «крышах», ростовщиках и прочих выбивателях долгов однажды обронила: «Мой знакомый полмиллиона долларов долгу выбить не может. И ничего. Кого он только не нанимал – и бандитов, да он и сам бандит, и милицию, и фээсбэшников. И все – пустой номер. А тот, кто ему должен, даже и не скрывается. И не отрицает, что должен. Но и
Вот итог жизни Никодимовой. Ее, никодимовские дети – голь перекатная – с такой мамочкой тут сухари грызут, тоже в Москву подались, и все на работу не могут устроиться, потому что теоретическая физика, которой их от большого ума выучила Никодимова, – никому тут не нужна, а газеты у метро продавать – они брезгуют, высокодуховные потому что очень. Хотя тоже непонятно это. Если всякий труд в почете, то что ж тогда морду воротить от физического труда? А-а. Вот так-то. Потому что позиция этой Никодимовой – сплошное лицемерие. Сплошное!
Катя думала: ладно, провинция, в Москве будет все по-другому. Приехала, поступила в университет на юридический. Вроде, действительно, все по-другому. А в сущности-то, в глубине – все точно так же. То же лицемерие. Сколько визгу было, когда на факультете узнали, что Катя Белова подрабатывает грелкой! Боже мой! Как у всех полезли глаза из орбит, как все испугались! Ну и что? И подрабатывала. И за счастье считала. Шутка ли – студентке 150 рублей в месяц заработать. Да мамочка во Владимире за эти деньги каждый день по нескольку часов кряду оболтусам вдалбливала, чем отличается Базаров от Евгения Онегина. А она, Катя, такую работу себе нашла, что ни за что эти сто пятьдесят платили. Старичка одного ночью грела. Просто спала с ним в одной постели – без всякого там. Да он и не мог уже ничего. Ему сто лет в обед. А тепла и ласки хотелось. И мерз ночами. Ну и что тут плохого? Чуть из университета не исключили. Ору было, ору. А Катя встала на собрании и сказала: «Вот вы, будущие юристы, сейчас меня исключите ни за что! Жизнь мне сломаете! И на вас всю вашу оставшуюся жизнь будет это клеймо несправедливости!» А они загалдели: «Как это ни за что? Что это ни за что? Теперь что, каждая так поступать будет? Аморально! Бесстыдно! Позорит! Нельзя терпеть! Роняет высокое звание юриста!» А Катя подумала, что каждая так поступать не будет. Потому что такого золотого старичка еще отыскать надо! На дороге-то такие старички не валяются! А вслух сказала, причем с живым негодованием: «Вы юристы и должны понимать цену доказательств. Мало ли что кому известно! Вы докажете это, что я со старичком за деньги спала? Докажите! Если докажете – ваша будет правда. А нет – так оставьте меня в покое! Не тридцать седьмой год! А восемьдесят второй!»
Конец ознакомительного фрагмента.