Во что я верую
Шрифт:
Двойственным оказывается повествование и применительно к человеку. Представляется вероятным, что в нем сопрягаются две традиции. Важным является написанное. Но в написанном всё ясно. Первое повествование в окончательной (видимо — самой недавней) редакции недвусмысленно гласит, что о человеке проявлена особая забота. Только о человеке сказано, что он создан по «образу и подобию Своему», «по образу Божьему», и только ему предписано «владычествовать». Но второе повествование возвращается вспять, объясняя и уточняя. Человек, называемый человеком, обладает даром речи, дает имена всякой твари, обладает признаками пола, объединен в очень ярко выраженной взаимосвязанности ish и isha [57] , он — это мужчина и женщина; ему дано различать добро и зло; но, прежде чем он обретает дар слова в человеческом состоянии, сказано, что он был сотворен из «праха земного». Таким образом, текст гласит, что еще до завершения разразившейся в саду Эдемском драмы трагического, экзистенциального выбора в связи со стремлением к самопознанию (предложение Змея) — или к смиренному приятию своей судьбы (предложение Бога), повелеванию или подчинению — Бог создавал из праха (непрерывность в природе) и что он «вдунул дыхание жизни, и стал человек душою живою». Но тут речь идет не о той жизни, что у зверей, ибо только у него — у человека — есть одновременно дыхание и жизнь, только он наделен способностью к такой форме жизни, которая никак не отождествляется с computo любой другой живой клетки. Всё это, следовательно, побуждает нас рассматривать медленное формирование человека как длительный формообразующий процесс; и всё подсказывает, что судьбу человека в собственном смысле этого слова надлежит связывать с мгновением и местом внезапного осознания
57
Мужчина и женщина (др. — евр.).
Наконец, на длительное бездействие экзегетики наслаивается неодарвинизм с его дискуссией о случайности и необходимости [XVI] : «Сочетая данные генетики (Т. Морган [58] ) с количественными оценками естественного отбора (Фишер, Сьюэлл, Райт) и проводя параллель между динамикой демографического развития и каким-то этапом эволюции (Фишер, Форд), дарвинисты назвали эту сборную картину синтетической теорией эволюции. Книга, которую посвятил ей Дж. Хаксли [59] (1942 г.), стала «Библией неодарвинизма» [XVII] . Так выражается Пьер Поль Грассе в 1980 году, но обобщающая теория, которую во Франции популяризировал Жак Моно, — это всего лишь последнее по времени воплощение дарвинизма. Однако именно вызванная дарвинизмом полемика сосредоточила на себе в XIX веке все критические усилия христианской мысли. Положения, с которыми выступали Дарвин, а тем более — неодарвинисты, представляют собой возможное объяснение, гипотезу философского порядка: мироздание выстраивается на основе считающегося вечным материала, путем чистой игры произвольной мутации, не прибегая ни к смыслу, ни к осмыслению, ни к замыслу [XVIII] . Дарвина с его хитроумной гипотезой можно еще было как-то извинить; на это уже не могут рассчитывать его позднейшие последователи. В 60-е годы XIX века Дарвин не мог принимать во внимание выводы из только что сформулированного второго принципа термодинамики (1850 год). Ему были неведомы неумолимые последствия квантовой физики, касающиеся quantum-времени [60] , — а также то, что скорость света, эта временная протяженность вселенной, не бесконечна. Quantum-время составляет пятнадцать миллиардов лет в рамках почти повсеместно признанной стандартной модели космогенеза. А ведь прямо-таки бросаются в глаза несообразности [XIX] положения о случайности, определяющей становление порядка, этой негэнтропии жизни, при возникновении временной протяженности, и отрезок, измеряемый 3, 3 миллиардами лет, представляет собой бесконечно малую частицу времени в деле становления жизни, а особенно жизни в ее наиболее сложных проявлениях, если ей было нечего ожидать, кроме этого продвижения, осуществлявшегося совершенно вслепую, наощупь. Достаточно припомнить, что при трех миллиардах лет на жизнь, пятнадцати миллиардах лет на космическую временную протяженность (10 [10] лет для вселенной), но при 10 [30] лет, потребных дня распада протона и нейтрона, что означает 10 [20] лет, составляющие временную протяженность вселенной, временная протяженность протона в 10 миллиардов раз превосходит соответствующую величину для вселенной (15 миллиардов лет); становление же человека, с тех пор как он спустился с деревьев в Кении и до Нобелевского лауреата в области физики Стивена Уайнберга, длится не более фотовспышки: 3, 5 миллионов лет, то есть в 10 [24] раза меньше, чем временная протяженность протона [XX] .
XVI
pierre chaunu, Histoire et Decadence, Perrin, 1981. Обо всём, что касается возникновения человека, см. замечательную работу: Gabriel Camps, la Prйhistoire. A la Recherche du paradis perdu, coll. «Histoire et Decadence», Perrin. 1982.
58
Американский биолог (1866–1945).
59
Английский биолог и философ (1887–1975).
XVII
pierre paul grasse, l'Homme en accusation. op. cit., p.49.
XVIII
pierre chaunu. Histoire et poi, op. cit., p.231.
60
Эта фамилия (huxley) иногда транскрибируется как «Гексли». Иначе — квантованного времени.
XIX
steven weinberg, Les Trois Premiиres Minutes de l'Univers, op. cit.: Hubert Reeves, Patience dans l 'Аzur, Le Seuil, 1981.
10
Французский врач и астролог (1503–1566). Его предсказания, собранные в «Астрологических центуриях», весьма популярны.
30
Австрийский физик (1844–1906).
20
Герой одноименной комедии Мольера.
24
Историк естествознания и религии, родился в России, работал во Франции и в США (1892–1984).
XX
steven weinberg, «La Dйsintйgration du proton», «Pour la science», aoыt 1981, pp. 24–38.
Нет, эволюция не может быть порождением случайности. Ни один биолог теперь не осмелится повторить точку зрения Моно, ставшую лебединой песней полностью ушедшего в прошлое этапа в деле познания; как прекрасно пишет другой Нобелевский лауреат, ПригожинXXI61: «Так была подведена черта под положением дел в биологии в условиях классической физики [62] », — и эта страница была перевернута в конце xix века.
Нет, эволюция не может осуществляться по воле случайности за долю секунды, если считать в космических масштабах. Эволюция — явление дискретное: жизнь выписывает себя и толстыми, и тонкими черточками; ей случается замирать, предаваться вольготному безделью, на что как будто бы намекают, со своей стороны, интонации текста книги Бытия; — замирать, как бы желая придать хотя бы ничтожную степень достоверности смехотворному положению о том, что эволюцией, якобы, движет и в самом деле случайность, характерная для исключительно произвольного хода мутации; но движению жизни случается принимать и скачкообразный характер, как в ходе молниеносного процесса формирования человека (в 10 [24] раза короче временной протяженности протона). Значит ли это, что зарождение жизни в качестве направляющего стимула всего движения столь же случайно-произвольно, как того хотел Моно, как хотел бы этого Жакоб [63] и как этого требует неодарвинизм, коротко обозначаемый как обобщающая теория? Послушаем Пьера Поля Грассе:
62
Классической физики однородного движения в считающемся вечным мире.
24
Историк
63
Французский ученый (р. в 1920 г.). Нобелевская премия в области медицины (1965 г.).
«Мы поместим бактерии вместе с человекообразными (моими далекими и близкими предками той поры, когда Бог месил глину в саду Эдемском). У человека или у его ближайших предков одно поколение длится 25 лет, у бактерий — полчаса (20 минут при температуре 37 °C)» [XXII] . Иначе говоря, размножение с одной стороны идет в 400 раз быстрее, чем с другой. От древнейших австралопитеков нас отделяют 3, 5 миллиона лет: «В этот период, достаточно долгий, чтобы проявилась длительная эволюция, эволюционные феномены имели место как у бактерий, так и у человекообразных. По данным бактериологов (Станье и его сотрудники, 1966 год), в популяциях бактерий содержится один мутант на 10 [9] особей, претерпевающих деление. «Такое соотношение, — замечает Пьер Поль Грассе, — представляется удовлетворительным по сравнению с тем, что наблюдается у клеточных; предполагается, что у ряда естественных популяций бактерий оно является более значительным. Каким бы ни было это соотношение, невероятная многочисленность популяций такова, что огромной оказывается и численность в них мутантов. За 3, 5 миллионов лет она превзошла миллиарды миллиардов. За то же время в малочисленных популяциях человекообразных наберется от силы несколько миллионов мутантов. При темпе в 17520 богатых мутациями поколений в год, распространяющихся в самых различных средах, у бактерий не произошло никаких изменений ни в структуре, ни в образе жизни, с тех пор как их предки перерабатывали в лагунах соли окиси железа». Случайность так же глупа, как и те, кто приписывает ей построение вселенной; в лучшем случае она хорошо сохраняет формы. В течение всего лишь 3, 5 млн. лет, то есть за время в 10 [24] раз меньшее, чем долговечность протона, «человекообразные продолжали свою быструю эволюцию, завершили формирование своего мозга, стали вполне двуногими и перешли к прямохождению» — да еще стали пытаться объяснять, «что — к чему». Какими бы многочисленными ни были мутации, они совершенно не в состоянии ввести хоть какой-то элемент эволюции. Не отмечено ни одного случая, когда описки в формуле ADN у отдаленных шизофитов вызвали бы к жизни обитателей Лемурии, крепко сбитых австралопитеков, умерших, не оставив нам потомства, борцов за охрану окружающей среды, авторов стандартной модели, а то и просто водителя автобуса.
XXII
pierre paul grasse, l Evolution du vivant, Albin Michel. 1973, pp. 106–107.
9
Французский философ (1859–1941), лауреат Нобелевской премии, оставивший обширное наследие, в своей основной части неоднократно переводившееся и на русский язык. Оказал огромное воздействие на французскую и на всю мировую философскую мысль в целом, а в более широком смысле — на мировую культуру.
24
Историк естествознания и религии, родился в России, работал во Франции и в США (1892–1984).
Мы напрасно краснеем за своих предков. Я без всякого стыда могу смотреть им в лицо и присоединить к галерее своих семейных портретов всех этих рамапитеков, австралопитеков, «людей искусных, людей прямоходящих» (homines habiles, homines recti), вписавших свои латинские наименования в приходский реестрик, всех этих архантропов [64] , вплоть до их двоюродных братьев — sapiens sapiens и sapiens neanderthalensis, одновременно оплакивающих того первого покойника в истории; с которого начинается ее столь непродолжительный человеческий эпизод. Я знаю, что в некое, еще не фиксируемое с точностью мгновение произошел какой-то взрыв. Что-то порвалось, открыв путь неведомо как подготовленным явлениям. Continuum, объединяющий нас с жизнью и природой, членится наподобие гекзаметра у латинского поэта. В какой-то момент временной протяженности происходит, как это уже случилось и с моими предками, и мое появление из общей для всех нас зияющей пропасти предшествования, и ко мне протягивается чья-то рука.
64
Всё реже употребляемое обозначение синантропов и питекантропов.
Рука эта нужна мне, ибо я — голый. Более голый, чем все те предки из «до-истории», которых мы только что поместили в своей галерее семейных портретов, ибо пока мой объемистый мозг с его 10 [15] синапсами, этими потенциальными связями, принимал свой окончательный вид благодаря оформлению пар нейтронов, обуславливающих появление речи, я утратил свои последние врожденные, диктуемые инстинктами поведенческие навыки. Вследствие чего мне пришлось учиться всему и получать всё от этой руки, от рта, склонившегося над моей колыбелью. Таким образом, у меня на деле две памяти: одна — биологическая, сделавшая, благодаря волоконцу в генетическом коде яйца, построившего мое тело и продолжающее делать его чем-то отдельным от вселенной, всё, вплоть до этого объемистого мозга, бесконечно превосходящего по сложности галактику с ее 10 [11] звезд, — и память культурная, благодаря которой за три года я прошел всё то, чему за 10 миллионов лет выучились мои предки из предыдущей эпохи — мои несовершенные предки с их первобытными орудиями, охотой и огнем.
15
Французский биолог (1895–1985).
11
Согласно нумерации Псалтири, принятой в западной традиции, — 90-ый.
Я научился отличать себя от своей постели, от своей матери, от своей пищи, я научился выпрямляться и ходить, и при ходьбе я постиг и другую исходную данность понимающего разума — пространство, которое оказывается таким простым, после того как стало возможным передвигаться по нему на двух конечностях, — таким успокоительным по сравнению с временной протяженностью, которую я пытаюсь осмыслить; я научился говорить, считать, отвлеченно мыслить и сделал своим достоянием то, что было написано до меня в книгах, уцелевших после того как сгорело столько библиотек.
Вот почему я люблю предаваться раздумьям по поводу не тронутой культурой памяти, свойственной детству: она сообщила мне, что я — это то, что я есть; что я вышел из глубин земных, а значит, — и небесных, из глубины жизни, а значит — и из Провидения, из нежности людской, а значит — и из Любви. Я обладаю памятью, свойственной детству. Надо быть повнимательнее, и тогда она, возможно, научит меня тому, что смерть — не впереди, а позади, и что родиться — это уже значит воскреснуть.
Книга Вторая Я — свобода в мире истинном
Глава V Мир истинный
Да, я — это вспоминающая свобода, это настоящее время, рвущееся из плена, в котором его держит воспоминание о прошлом, воспоминание, пришедшее из прошлого, которое стремится найти себе место в том прошлом-настоящем, что подталкивает, грызёт и теснит моё будущее; и я — это свобода, внимание которой сосредоточено на зияющей пропасти — этой прародине, на воспоминаниях, пришедших из всего того, что теряется за пределами памяти и свойственно как особи, так и виду, донося до меня весть о тех, кого любил я или о тех, кто был любим кем бы то ни было еще, всех этих alter ego [65] , сосуществующих во временной протяженности в ожидании второго пришествия.
65
Второе «я», двойник, подобие (лат).
Но моим alter ego и мне самому, мне и моим сотоварищам пришлось вырваться из плена, в котором нас держит суровая и бодрящая действительность мироздания. Ведь мир — какая сенсация! — существует взаправду; более того, он есть — есть поистине. И это мне тоже известно, и в это я тоже верую неуклонно. Да и как бы я мог знать, что я — это то, что я есть, — не будь столь же истинным, что я сам, тот мир, который меня стесняет, подавляет и подстерегает!
* * *
Я верю, что воистину нахожусь в суровом, истинном, доподлинном мире — не менее доподлинном, чем перекладина моей детской кроватки, в которой я начинал постигать законы физики.