Во имя Мати, Дочи и Святой души
Шрифт:
– Дочь твоя, сестра нам незнакомая, но любимая издали, хочет спастись, а ты ее тянешь за собой на погибель вечную! – сказала Клава.
– Еще одни святые уста отверзлись, – сказал профессор. – Только Ксюши вам не видать. За Ксюшу я себя разрезать дам на куски.
– А Ксюша узнает, что ее папочка девочку сильничал, такую же, как она, – сказал Григорий. – Она тебе и не напишет ни разу.
– Важно, чтобы я сам ее не предал. Чтобы совесть сохранить. Совесть для себя, а не напоказ.
– Тебе в бараке последний парашник не поверит. А за малолетку самого опустят.
– Видно, святой брат предмет знает близко, – сказал Сеня. – Как вас звать-то, кстати? Все-таки хотите со мной через сестру вашу Соню породниться в известном смысле.
– Какая разница, – оборвал Григорий. – Зови меня Петром, его – Павлом, а сестру вот – Марией.
– Годится. Ну так вот, Петр и Павел, я – не довесок к своим семенникам, поэтому помогать вам никак не буду. Насилуйте сами эту несчастную несовершеннолетнюю, делайте всё сами. Расскажу следователю – может, он и поверит.
– Поверят козлу, что не он капусту жевал.
Еще тем был неприятен профессор Клаве, что брезговал словами нормальными, которыми говорит она, говорят братики Витёк и Гриша: не «малолетка», а «несовершеннолетняя». И все остальные. Свысока смотрит, как училка Виолетта, которая Клаве, не спрашивая, готова всегда была двоек понавесить. За то – что рожей не вышла.
Состоялось короткое производственное совещание:
– Ну что, сначала трахнем ее. Профессор посмотрит – легче доиться будет. Кто ее?
Клаве хотелось, чтобы Григорий. Так Витёк же не уступит! Везде первым суется, и распинался, как ему целку хочется.
– Давай ты, – сказал Витёк. – Если придержать его придется, чтобы у меня руки не заняты.
И горячая благодарность залила Клаву. В прямом смысле горячая: волной вниз по животу.
– Значит прямо тут на тахте. Он будто вскочил от своего компутера – и на нее. На покрывале.
Соня подошла к своему рабочему месту, Григорий показательным жестом разорвал на ней плащ, хотя легко ведь сбросить и так – накидку беспуговчатую.
– Вот как ты, профессор, сорвал покровы с малолеточки невинной. Смотри, чего ты с нею дальше сделал.
– Раком ее поставь, – посоветовал Витёк. – Интереснее.
Григорий принял братский совет, пристроился.
– Стойте! Стойте! – закричал профессор. – Не могу видеть такую мерзость!
– Какая же мерзость? – отвлекся Григорий. – Все через это прошли, даже королевы и принцессы. Кроме старых дев, которых за людей не берут. Сестра Соня не возражает, сейчас будем вместе счастливы. Совет да любовь, а никакая не мерзость.
– Стойте! Не могу смотреть. Я сейчас сам!
– Ага, разобрало профессора, – обрадовался Витёк. – Хочет сам. Ну что? Ты еще добрый, Петр или Павел?
– Я – добрый, – отодвинулся горбун. – Давай, профессор. Покажи, чему на компутере научился. Врала на тебя жена, значит. Или ты и вправду только на малолеток?
– Сейчас… Сейчас покажу, чему на компьютере научился… Рассказывали мне, что всякой мерзостью занимаются, но все равно не поверишь, пока не столкнешься. Приличные люди по себе мерят, вот в чем беда… Научился я всем способам входить…
– Меньше
– Научился всем способам входить – в интернет.
– Точно, в интернатах бывают – педагоги. И ты по интернатам деток портил? Ай-яй-яй! – засмеялся Григорий. – Даже мы – никогда!
– Научился я всем способам входить через компьютер – в интернет. Во всемирную сеть. Я здесь – а по сети сразу хоть в Австралии. Точнее – в Канаде.
– Иди-ка ты со своей лекцией, не тяни время!
– Время уже пошло. Счетчик крутится, как говорят в ваших кругах. И знал я, что у вас всякие мерзости на уме в секте вашей, хотя не думал, что уж настолько. Поэтому, дожидаясь вас, включился. Спасибо, Елена предупредила о приятном посещении. Так и подумал, что одной девочкой не обойдется, целой бандой явитесь. У меня друг, как раз специалист по таким – э-э – сообществам, порассказал кое-чего про вашего брата, он тоже посоветовал категорически, чтобы без свидетелей – ни слова. Сережа, ты ведь нас слышишь?
«Слышу», – раздалось явственно.
Точно потусторонний голос.
Горбун Григорий с неожиданности оградился крестом сестрическим.
«Тебя слышу, Сеня, и Петра и Павла, как они именуются, с интересом слушаю, и Марию беленькую».
– А как он беленькую услышал? – спросила Соня.
Она распрямилась на коленях, но с тахты не сходила.
– Вот! – торжествовал Сеня. – Хороший вопрос. Прежде всего, объясняю, что убивать, например, меня уже поздно. Только если для морального удовлетворения – но с многолетними последствиями. Потому что всё записано не только на аудио, но и на видео и ушло на весь мир, а персонально: моему другу Сереже, который сейчас в Канаде. Изображения ваши имеются, телефон, с которого звонила Елена, определен. Дальше элементарная техника – если пожелаете меня убить.
– На пушку берет? – полуспросил Гриша.
«Не на пушку берет, а поймал в сеть!» – ответил голос Сережи из Канады.
– Понимаете, ребята, вот там в углу на стеллаже камера маленькая. Она цифровая. Не нужно вырывать из нее пленку и сжигать на вашей святой лампаде. Пленки в ней нет. Запись сразу отцифровывается и прямо уходит по сети, так что записывается не здесь, а далеко-далеко: на сервере. Сережа ее уже имеет и хранит. Он у меня – Сережка на сервере. Жалко, что не Мишка. А то конфеты хорошие. Заодно знает и видит, что Мария – беленькая.
«А эта несчастная на диване, Софья, да? Она черная, и волосы у нее длинные-длинные!, – прокомментировал Сережа. – Как у святой Сусанны".
Соня оставалась голой, но поспешно прикрылась волосами.
– Вот так. Храниться эта запись будет вечно, на случай, если что-то со мной случится. Или с Ксаной. Вы пока ничего не совершили противоправного, даже несовершеннолетнюю толком не растлили – при мне. Нервы у меня не выдержали, не могу смотреть такое, прервал вас слишком рано. А то бы улика на вас хорошая. Пусть вас теперь без меня сажают как умеют. Или другого живца на нее ловить станете. Если последняя девственница среди вас затесалась.