Во имя Мати, Дочи и Святой души
Шрифт:
Сестры и братья подступили к ней с покорными целованиями.
– Яви свою волю, добрая Дэви, – пригласила Свами. – Чей грех ты искупишь сегодня любовью своей?
Тут сомнений быть не могло.
– Грех сестры Эмилии, которая…
– Госпожа Божа всё видит и знает, – остановила Свами утечку информации.
Эмилия вышла поспешно, поцеловала Клаве ручку:
– Спасибо, добрая Дэви, что первой вспомнила обо мне, недостойной грешнице.
Уже не раз и не несколько Клава поучала любовно сестер и братьев, к чему и привыкла. Но в первый раз перед ней распласталась
Клава уже кончила, а Эмилия еще бормотала по инерции: «Спаси Божа, спаси Божа…», так что пришлось брату Григорию подойти и напомнить, что сеанс окончен.
Сестры с братьями и после радости теснились с восторгами и знаками покорности, только Ирка сказала:
– Вот не думала, что ты так быстро вознесешься над нами, которые уже не первый месяц. Госпоже Боже, конечно, видней, но все-таки…
– Люблю тебя, сестра Ира, – холодно возразила Клава. – Подойди ко мне наверх в светелку новую, я поучу и тебя любви сестрической – уединенно.
И представила, как разложит и эту восемнадцатилетнюю корову. А если найдет ее небритой к вечеру – то и вдвойне.
– Радуюсь, но повинуюсь, – поцеловала Ирка ручку в поклоне.
Или Клаве только послышалось, что Ирка заменила «и», на «но»? Ничего – так и так это обойдется Ирке в лишних десяток любалок.
Сонька подошла и ручки целовала долго – каждую отдельно. В ладони, а потом и по пальчикам прошлась.
– Госпожа Божа тебя избрала, добрая Дэви. Вразуми меня: сомнение гложет про нерушимость обета сестры Ираиды, в весталках пребывающей. Боюсь греха недонесения. Но и сомневаюсь, не соблазн ли попутал. Сказать ли сладкой Свами, или ты сама проверишь ей пломбу для начала – по-сестрически, по-весталочьи запросто?
Ирка-то, оказывается, Ираида!
А Сонька еще раз себя подставить боится. А сказать хочется!
– Госпожа Божа верно тебя направила, сестричка. Проверю я по-подружески.
Проверит! Даже если ошиблась Сонька – все равно полезно посадить Ирку на место – и проверить пломбу. А если не ошиблась?! Сонька – приметливая! Про Клаву ошиблась – так кто ж другая могла придумать способ от Витька запечататься?! Но ведь до самой двери выследила – не сбилась со следа.
Витька на радостях вечерних по-прежнему видно не было, да и камуфляж он не желал сменять, и, выходит, о новом сане своего белого ангелочка он мог и не слышать.
Свами не уточнила, вмещает ли сан Дэви обет весталочий. Сама она, будучи Свами, жалейку свою не запечатала. И если Витьку нравится туда к ней проваливаться – всем лучше пока. Потому что в Клаву и мизинчик до сих пор еще не проскакивал. Надолго ее жалеечка припухла во второй раз.
Навязываться ему Клава не собиралась. Просто сообщить новый адрес. Захочет – заглянет. Тем более –
Вошла она свободно – как повсюду в корабле открытых дверей. И увидела Витька с Сонькой.
Только что пальчики перецеловала – и успела сюда раньше Клавы!
И не лежали они, а сидели, отпивали кофе из одной чашки и это показалось Клаве особенно обидным: ведь «кофе с постелью» придумали они вдвоем с Витьком.
А так всё правильно: сколько ж можно Соньке целкой своей сверкать! Как сегодня у профессора. Зато Витёк не профессор: баб на компутер не променяет. Жалельщиц спасательных.
– Любим тебя, добрая Дэви, – радушно встретила Сонька. – Садись с нами кофе пить.
– Кофе не водка, на ночь не пью, – вспомнила Клава чью-то поговорку.
– А что, добрая Дэви, есть предложения по водке? – удивился Витёк.
Нужно было слышать, как он произнес: «добрая Дэви».
– Нет. У суда один ответ: там, где нет – не будет бед. Чего предложить – пора уж ложить.
В момент, когда девичья и весталочья гордость на весах, не оставила Госпожа Божа Клаву своими рифмами.
Да ведь Клаве не внове милости Её-Их.
Она выходила, когда услышала в спину:
– Любим тебя на ночь, добрая Дэви, – от Соньки.
Осталась без обета – и радуется. Ничего, есть у Госпожи Божи – самые верные. Которые посмеются, когда такие как Сонька будут у ворот рая на коленях стоять!
Витёк промолчал, как рыцарь на допросе.
Ирка еще не явилась за своей порцией. Клава нашла в своей новой светлице такой же колокольчик, как у Свами. Тотчас встал перед нею брат Григорий.
– Я сестру Иру вызывала, а она промедлила уже полчаса! Приведи.
– Радуюсь и повинуюсь, добрая Дэви.
«И». Клава ясно расслышала «и». Так что со слухом у нее всё в порядке. А Ирке за ее «но»!.. Хотя есть к ней вопросы и посерьезнее – спасибо Соньке.
– Нигде нет сестры Иры. Во всем корабле.
– Так дверь же заперта на ночь?!
– Позволь поискать еще, добрая Дэви.
– Да поскорей. Копаешься, брат Гриша.
Клава уселась на свою новую кровать. Подпрыгнула на пружинах. У Витька на кровати так не подкидывало. Всё как у Свами – кроме телефона…
– Окно раскрыто во втором этаже, добрая Дэви, – запыхался Григорий. – Со второго этажа она спрыгнула – там крыша сарая.
– Убежала?! А в саду?
– Нет и в саду. Значит – через забор успела. Скамейку подставила. Если б сразу схватиться, пока она скамейку к забору волокла – как раз бы ухватить под белые ножки! Я давно говорил, что собаку надо, и проволоку над забором.
Григорий не уточнил – кому говорил, потому что в сетованиях его послышалась явная критика. Но и так ясно – в чей огород.
– Свами сказал уже?
– Доложил.
– И что она?
– Головы не повернула. «Хочет в ад сверзиться – никто ее не держит».
Клава устыдилась своей горячности. Ну, действительно, чего волноваться? Выбрала ад вместо жизни вечной – это Иркина проблема. Испугалась краткой муки за обет порушенный – а в порушении обета Клава больше не сомневалась – и обреклась на муку вечную. Пусть.