Во имя отца
Шрифт:
— Может быть, он думал, что её труп поможет погоне быстрее настигнуть его самого.
Ван Бурх улыбнулся и сказал:
— Ян, подумай хорошенько. Поставь себя на его место. Он ведь мог убить её, привязать тело к мотоциклу и сбросить в реку. В таком случае труп не скоро бы нашли, если вообще когда-нибудь отыскали бы.
Хайсл продолжал настаивать на своём:
— Может быть, он подумал, что кто-нибудь услышит звук выстрела, даже приглушённый.
Беконный Священник ответил:
— Ну, ты даёшь, Ян. Он мог убить её без звука десятью различными
Хайсл опустил глаза, поняв, что постепенно сдаёт свои позиции. Ван Бурх продолжал:
— Он нёс её около десяти километров. Святек из Праги знает эту местность. Он считает это невероятным. А теперь подумай, зачем ему нужно было делать подобные вещи. Ты хорошо знаешь, что это за человек. Ты ведь помнишь, что он ей сказал однажды: «Если ты превратишься для меня в обузу, я тебя брошу». Так вот, он нёс эту обузу на собственной спине десять километров. Почему?
Он продолжал давить на Хайсла.
— Так почему же?
Хайсл поднял голову и сказал удручённо:
— Потому что он в неё влюблён.
— Точно, — заметил ван Бурх. Он сжал нос большим и указательным пальцами, задумавшись. Хайсл грустно молчал. Наконец Беконный священник спросил его:
— Как ты думаешь, какова будет реакция Ани на то, что человек, который собирался её убить, спас ей жизнь, сам подвергнув себя серьёзному риску?
Хайсл продолжал молчать. Тогда Беконный Священник сам ответил на свой вопрос:
— Вполне возможно, что она ответит ему взаимностью. Любой неглупый человек в этом городе подскажет тебе этот ответ.
Хайсл сухо заметил:
— Ты забываешь, что она остаётся очень верной своим обетам монахиней.
— Нет, я ничего не забываю. Я не имею в виду физическую любовь. Но вспомни, что когда она уезжала, то считала его злым существом, которое не волнует ничто, кроме удовлетворения своей ненависти. Так думали и мы с тобой. Теперь наверняка она так не думает. То, что он сделал, никак не похоже на поступок злого, бессердечного существа. По крайней мере, в том, что касается её.
Он опять похлопал по бумаге.
— Я думаю, что Святек ошибся. Он должен был отправить их вместе. Он утверждает, что русские ждут от нас сейчас её снятия с маршрута. Он не понимает, что наша сила в нестандартных, неожиданных решениях. Русские будут теперь искать одного Мирека. Нам надо послать в Прагу распоряжение о том, чтобы их и дальше отправили парой.
— Сейчас, скорее всего, уже поздно. Это займёт достаточно много времени. Когда придёт наше указание, он, вероятно, будет уже в пути.
Ван Бурх невозмутимо ответил:
— В таком случае она должна будет его догнать.
Хайсл вздохнул и уже было поднялся, чтобы идти организовывать передачу депеши. Но голос ван Бурха остановил его на полпути к двери.
— Оба мы знаем, что два человека, работающих вместе, как единая команда, это куда больше, чем один человек. В течение многих лет мы видели много примеров тому. Для этих двух людей нужен
Хайсл склонился вперёд, положил обе ладони на стол и сказал очень чётко, с ударением:
— Ты, конечно же, прав. Но, будучи правым в одном аспекте, ты ошибаешься в другом. Посылая её вместе с ним, ты рискуешь разрушить её жизнь… если даже её не поймают.
Беконный Священник в ответ только мрачно кивнул.
— Ян, я должен пойти на этот риск. Я много раз рисковал и раньше ради высшего блага… ради нашей церкви.
Глава 17
Мирек решил для себя на всю жизнь: больше он никогда не станет пить молоко.
Он сидел в сарае на самом берегу озера Оравска. Его вытащили из молочной цистерны двадцать минут назад, но он всё ещё никак не мог прийти в себя. При воспоминании об этом путешествии он испытывал учащённое сердцебиение. Дорога доставила ему сильные физические страдания.
Он знал, что время относительно, и хорошо понимал это научное положение. Но время, проведённое им в цистерне с молоком, сводило все это понимание на нет. Поездка на расстояние в сто километров с пятью остановками, во время которых в цистерну заливали молоко, продолжалась три часа. И каждая минута казалась Миреку вечностью.
Он забрался в цистерну примерно в три часа дня. Прощание с Аней было для него очень мучительным. Они стояли друг против друга в сарае. Антон тактично покинул их в этот момент. Миреку вдруг показалось, что он выглядит в своём водолазном костюме ужасно нелепо. Если бы он не чувствовал такой боли от прощания с Аней, он бы посмеялся над тем, что стоит в таком наряде в центре европейского континента.
Он с волнением смотрел Ане в глаза. Он пытался увидеть в них какой-то намёк. Но видел сострадание, может быть, заботу, но никак не то, что хотел бы разглядеть. Голова у него болела из-за ночной выпивки. В душе он проклинал себя за столь непрофессиональное поведение. Аня предложила ему аспирин, но он отказался, не желая показывать в момент прощания с ней свою слабость.
Нейлоновая сумка стояла у его ног. Она была упакована в большой пластиковый пакет и перевязана бечёвкой.
Мирек положил руки Ане на плечи и нежно притянул её к себе. Аня повернула голову, подставляя ему щеку для поцелуя. Его лицо приблизилось к ней. Она сказала Миреку почти в самое ухо:
— Удачи тебе, Мирек. Думай только о себе, а обо мне не волнуйся.
Он почувствовал, как её тело коснулось его, но в этом движении не было страсти. Вздохнув, он выпустил её из своих объятий и нагнулся, чтобы поднять сумку. Выпрямившись, он хотел что-то сказать ей, но передумал. Он просто кивнул головой и направился к двери. Но когда он уже подошёл к ней, то услышал, как Аня тихо позвала его. Мирек обернулся. Сарай был плохо освещён. Он увидел, что глаза у неё были все в слезах. Он уронил сумку, потому что её руки обвили его шею, а сама Аня прижалась к нему всем телом.