Во льдах
Шрифт:
— Познавательно. А откуда к вам попал этот номер журнала? Так своевременно?
— Попал он ко мне в руки на четвертом курсе. То есть в семьдесят шестом году. Во время субботника мы перетаскивали библиотечные фонды, на списание. И среди них были различные немецкие журналы. Трофейные, их завезли после войны. А библиотека не резиновая, площади не хватает, журналы спросом не пользуются, вот и решили их — в подвал. А подвал — дело ненадежное. Прорыв водопровода, канализации, да и пожарные против. Решили сдать в макулатуру.
— Забрали себе?
— Нет, предложил погодить с макулатурой. Что макулатура? Двадцать рублей за тонну, невелика корысть. Сложили журналы в каморку под лестницей, там и по сей день лежат.
— Вы, Чижик, и прежде богатым были, а теперь и вовсе миллионер. Построили бы библиотеку, а? — для разрядки разговора сказал Тритьяков. Или не для разрядки.
— Конституция не велит, — ответил я со вздохом.
— Конституция?
— Разумеется, Евгений Михайлович. По нашей советской конституции основой экономической системы является социалистическая собственность. Никто мне не позволит владеть библиотекой — ни зданием, ни землей под зданием и окружающей территорией, ни фондами. И использовать наёмных служащих тоже никто не позволит. Нет у нас частных библиотек. Нет.
— Так вы передайте деньги государству. Шахматные миллионы.
— Передайте — в смысле отдайте? Это вряд ли. Но вы мне подали хорошую идею. Я построю библиотеку. В Ливии. Там экономика многоукладная, и владеть библиотекой не воспрещается. Как и больницей, лавкой, земельным наделом — в известных пределах. Выкуплю у института старые журналы, те, что под списание. Выкуплю и перевезу в Ливию. Долго под лестницей им не прожить, журналам, а в них много любопытного и полезного, нужно лишь читать и думать.
Тут привезли доктора-радиолога, он начал обсуждать с Чазовым результаты обследования на альфа-распад и план лечения, не обращая на меня никакого внимания.
Я глянул за стекло.
Андропов спал.
И я тихонько-тихонько стал искать выход.
— Куда? — спросил Тритьяков.
— Домой. В Сосновку.
— Он вам больше не нужен? — спросил генерал Чазова.
— Кто? Шахматист? Нет, не нужен. Спасибо вам за подсказку, — соблаговолил поблагодарить меня академик, и на том мы расстались.
Я бы долго искал свою одежду, забытый и никому не нужный, но Тритьяков поймал санитара и велел ему заняться мной.
Что санитар в штатском и исполнил.
Генерал довез меня до Быково и подвел к особой кассе.
— А уж билет вы за свои покупайте, Михаил Владленович, — сказал он елейным голосом, — вы у нас богатый.
Я купил.
Вылет был через час.
Мы с генералом прошли в закрытый буфет. В смысле — в буфет не для всех, депутатский.
Несмотря на поздний час — или уже ранний? — нас обслужили хорошо. Тритьякова тут знали, он запросто звал официантку Верочкой, а та отвечала «слушаюсь, товарищ генерал», хотя Тритьяков был в штатском.
Подали
Генерал налил по пятьдесят — себе, и, не спрашивая, мне.
— Знаю, что не нужно тебе повторять, но повторю: о том, что видел — никому и никогда, — опять перешел он на «ты». — Ни священнику, ни маме с папой, ни жене… то есть жёнам, — поправился он. — Ни-ни. Есть тайны, прикосновение к которым убивает.
Мы выпили. Не чокаясь. И стали есть.
— Как думаешь, поправится Юрий Владимирович? — спросил Тритьяков на половине котлеты.
— Это вы у своих специалистов спрашивайте, профессоров и академиков. Только…
— Что только?
— Полоний не ради шутки подсыпали Андропову.
— Чтобы убить.
— Чтобы он умирал мучительной смертью. Долгой. Недели и месяцы. Тут есть маленький шанс: вдруг доза маленькая, чтобы подольше мучился, и вдруг удастся вывести полоний — тем же унитиолом хотя бы. Или есть другие, секретные средства и способы лечения. Полоний в магазинах не продают, думаю, найдете источник, найдете и узнаете, какая доза.
— Тот, кто подсыпал, поди, червей в земле кормит, — ответил Тритьяков. — Ладно, Михаил Владленович, поздравляю с победой, желаю всего наилучшего. И от чистого сердца скажу: будьте осторожны. Ведите себя максимально скромно. Время впереди зыбкое. Кажется, зеленая полянка, а ступишь — трясина. Насчет библиотеки я не просто сказал. Подумайте, может, лучше отдать часть, а то и всё отдать. Денег у вас и без того много, и всегда сможете заработать.
— Я подумаю, — заверил я генерала.
Мы допили водку.
— А как же вы… Вы же за рулём!
— Элементарно, Михаил Владленович! Водителя официантка вызвала, водитель в машине меня ждёт!
Мы обменялись рукопожатиями, и я пошёл: объявили регистрацию на рейс.
Поднимаясь по трапу, я вдруг подумал: а как умирал Брежнев?
От автора: я беру перерыв. Не слишком большой, но и не совсем уж маленький. Соразмерный усталости.
Продолжение — следует!
Глава 2
15 сентября 1978 года, пятница — и далее
Дома
«Аэрофлот» не подвёл. Як-40 приземлился вовремя, багажом обременён не был, тут же взял такси — и успел на вокзал к прибытию московского поезда. Народу на перроне было изрядно. Человек двести. А на площади перед вокзалом — тысячи полторы. И трибуна. Неужели встречают меня?
Встречают! Иначе как объяснить транспарант «Слава советским шахматам!» и прочие приметы вроде «шахматных очков» на лицах самых передовых поклонников великой игры?