Во мрачной тьме
Шрифт:
Со дня прибытия на Рислу IV и обнаружения культа прошло около трех недель. Двадцать три местных суток, если быть точным, потому что длительность недели и месяца здесь серьезно отличалась от привычной. За это время Вертер открыл для себя новые смыслы терминов «социальное неравенство», «развращенная аристократия» и «отрезвление реальностью». Последнее особенно ярко проявило себя на лице планетарного губернатора, которому Тор с поистине инквизиторской улыбкой прямо на ступеньках дворца зачитал смертный приговор и тут же лично привел его в исполнение. Та же участь постигла еще пару десятков нобилей. Не то чтобы Вертера впечатлил результат применения плазменного оружия на живом человеке, но он все же шепотом поинтересовался у Германа, нормально ли это вообще. Тот ответил, что да, совершенно ненормально.
– Как на твоей родине боролись с восстаниями простолюдинов?
– Никак, - Владислав немного удивился. – Бороться было не с чем.
– И как же вы этого добились?
– Во-первых, сделали машины, чтобы те выполняли самую тяжелую работу. Во-вторых, платили рабочим не столько, чтобы они не умерли от голода, а столько, чтобы они могли покупать то, что сами произвели.
Эта информация, похоже, произвела на инквизитора сильное впечатление. Неизвестно, что поразило его больше – использование священных машин как замены ручного труда или же рассмотрение пролетария как потребителя благ. Он погрузился в раздумья и даже дал свите несколько дней долгожданного отдыха, а сам уединился в своей каюте на «Таласе Прайм».
Далее было собрание, на которое приглашениями, угрозами, а в особо тяжелых на подъем (во всех смыслах) случаях и пинками согнали представителей почти всех дворянских родов, а за компанию с ними и всех остальных, кто имел достаточный вес на планете, от начальников Администратума до главных магосов Адептус Механикус. У Вертера сложилось впечатление, что Тор давно имел в запасе план, и только ждал случая, чтобы пустить его в ход. Перво-наперво, он продемонстрировал всем присутствующим несколько самых тяжелых случаев мутации, которые удалось обнаружить в ходе зачисток. Затем добрых полчаса в красках объяснял, почему именно на правящей элите Рислы IV лежит вина за появление таких мерзостей, оскверняющих взор Императора. Следовало отдать инквизитору должное, он был тонким психологом и прекрасным оратором. К концу его энергичного спича нобили, люди удивительным образом сочетающие полную аморальность и богобоязненность, были готовы провалиться сквозь пол. А присутствующие на собрании представители Экклезиархии, оно же Адептус Министорум, оно же просто церковь, с радостью бы им в этом помогли.
Церковники Вертеру не понравилось с первого взгляда. Он не имел предубеждений против духовенства как такового, что было заслугой местного священника, на проповедях которого он иногда в детстве бывал с матерью. Но епископы Экклезиархии, казалось, поставили себе цель быть максимально отвратительными, и успешно с этим справлялись. Их одежды несколько уступали роскошью расфуфыренным нарядам нобилей, однако на лицах застыло выражения превосходства и презрения. Неопрятность их рук, лиц и волос указывала на то, что мирские мелочи их не интересовали, но хуже всего был их фанатизм. Вертер чувствовал его кожей, воспринимал электронными сенсорами, сама его душа словно съеживалась от отвращения. Право слово, хуже продажного и подлого священника был только священник неистово верующий.
И если и был на свете сорт людей, которых Вертер ненавидел всем сердцем, то это были фанатики, любых видов и мастей.
Но сегодня они были на одной стороне. Точнее, Тор натравил их на аристократию, обеспечив таким образом сдерживающий механизм. Потом было еще долгое обсуждение мер, призванных снизить напряженность в ульях, в них Вертер не слишком вникал, поскольку обсуждались материи, с которыми он все еще был плохо знаком. Кажется, речь шла об утверждении праздничного дня, отмечающего дату в которую Император обратил внимание на усердный труд жителей планеты и благословил его. О снижении на пару процентов норм выработки, разумеется, без снижения отчисляемой десятины. Об учреждении довольно своеобразных социальных лифтов, позволяющих жителям улья переселяться на более высокие уровни и даже в шпили. Насколько понял Вертер, речь шла о чем-то вроде лотереи среди наиболее отличившихся работников.
Также Тор настоял
– Вернейшие и достойнейшие слуги Императора не должны судить простых людей по себе, - вещал Тор. – Ваша верность нерушима, ибо вы осознаете, что служение само по себе является высшей наградой. Но большинство людей не так сильны, и преисподняя не устрашит того, кто и так живет в аду. Губительные силы искушают граждан Империума, и ваш долг – не дать искушению укорениться. Не станет тонуть в темной пучине разврата тот, кто имеет в жизни простые радости, осененные благодатью Императора. Кровавая резня не увлечет того, кто уже призван сражаться во славу Золотого Трона. Ужас смерти и отчаяния не будут властны над тем, чьи страдания облегчат Сестры-Госпитальер. И не возжелает пагубных изменений тот, кому есть что терять, и кто знает, что может быть вознагражден за усердное служение. Покажите им, что Император не только ужасен в гневе, но и милостив. А потом покажите им, к какому кошмару ведет ересь. Покажите им мутантов, самых ужасных, и еретиков, самых безумных. Пусть они узнают, как целые миры обращались в заваленные трупами пустоши из-за собственных грехов. А затем смотрите, как они обращаются к свету и как крепнет их вера.
И так далее, в том же духе. Вертер довольно быстро потерял интерес к этим поучениям, потому что содержали они настолько очевидные и элементарные вещи, которые большинство земных правителей понимали еще в античные времена. Если местные власти нуждались в подобных советах, дела обстояли еще хуже, чем он думал. Еще одна монетка в копилку ненависти, не более того.
Как бы то ни было, их работа близилась к завершению. Конечно, на Рисле IV не наступило благоденствие, и вряд ли когда-нибудь наступит. С точки зрения Вертера, принятые меры были не более эффективны, чем косметические кремы для покойника. Но, по крайней мере, они попытались. «Таласа Прайм» готовилась к отлету, загружалась припасами, техноадепты в орбитальном пакгаузе производили косметический ремонт. Инквизиторская свита, пользуясь остатками времени, спускала жалование на то, что скрасит еще несколько месяцев варп-перелетов. Нормальная пища вместо осточертевшей всем протеиновой кашицы, легкие наркотики, предметы повседневного обихода, специфическое снаряжение, которого не было на бортовом складе…
Поход на покупками до боли напомнил Вертеру прежнюю, нормальную жизнь. Впервые его посетила мысль, что остальные подчиненные инквизитора – тоже люди. Почти такие же, как и его соседи по двору в Варшаве. Не лишенные личностей биороботы, и не продукт многотысячелетней промывки мозгов и деградации. Эта мысль его напугала, ведь принять товарищей по оружию означало принять и вселенную, детьми которой они были. Поэтому, от греха подальше, он затолкал ее в самый дальний угол сознания, где она бы его не тревожила.
Теперь все уже были на борту и ожидали, когда закончатся последние приготовления. Вертер вернулся в свою каюту и присел на койку. Машинное тело не воспринимало боль и усталость так, как плоть, но из-за связи сознания с процессором Вертер ощущал, как тяжелеют конечности и ухудшается контроль вместе с утомлением мозга. Также он чувствовал исчерпание заряда в батареях и повреждения мышечных волокон там, куда пришелся удар космодесантника.
«Кажется, придется сделать перерыв, - подумал он. – Я что-то не горю желанием умолять это чудище Варнака о помощи, но сам починить себя тоже не могу».