Во славу русскую
Шрифт:
На самом деле, что там подросткам будут внушать, мне пока неведомо. Но одно только название, сильно напомнившее «югенд» из прежней истории, ничего благого не обещает. Бездетного Демидова упоминание о подрастающей смене всё же подтолкнуло к продолжению.
— Что же вы предлагаете, господин полномочный представитель великого Пестеля?
О, шутка юмора? Лёд тронулся, господа присяжные заседатели! Хоть до Остапа Бендера мне далеко.
— Вы же боец, Павел Николаевич. Кавалергард! Ведомо ли вам, что Пестеля и его клику ненавидит заметная часть его окружения? Ну, кто ненавидит, кто просто терпит с трудом.
— Коль вся Россия, складный певун вы наш, так отчего в Москве сами его не сбросили?
— Очевидно почему, Павел Николаевич. Там шпики Благочиния на каждом шагу, попробуй соберись. Сила Руси — в провинции, в губерниях. Знаете ещё как говорят? Поедем-ка мы из Москвы в Россию! А раньше говорили — из Санкт-Петербурга. Да Бог с вами, сами прекрасно знаете, чем столичная жизнь отличается от настоящей, как столицы людей портят. Здесь, на Волге, а лучше — за Волгой, ближе к Уралу, надо войско собрать, только тихо. Ветераны Бородино и Малоярославца, клянусь вам, с радостью пойдут. Кроме немцев, конечно, тех потом придётся через сито пропустить. Освободим Москву и Россию!
— Эх-х… Война… Слышал, в тех же белорусских губерниях свои на своих шли, шляхта за Наполеона, кто победнее да совестливее — на нашей стороне сражались. Вы же предлагаете русским русских бить? Немчура за спинами наших казачков спрячется. Что вы улыбаетесь? Пусть те казачки — гебэшные, наши же они, дурошлёпы родимые.
— Это вы правильно заметили. Я тоже русской крови не хочу. Но ведёрко-другое пролить её придётся, потому что коли сиднем сидеть — потечёт её целая река. Но у меня есть мысль, как выиграть войну единым сражением.
Демидов долго смотрел мои наброски, чесал носяру мясистым пальцем, много уточнял, переспрашивал. Потом как отрубил:
— Вечером же едем на Урал. Вот только супругу свою Аврору Карловну облобызаю, и — едем.
Такой он, русский купец-заводчик. Думает долго, ест степенно, а потом — как взрыв, коль пробил час действовать.
За это готов был сам облобызать Демидова, хоть я — не Аврора Карловна и вообще не по тем делам, чтобы с мальчиками.
Глава 6
6
В Нижнем Тагиле Демидов повёз меня на Выйский завод, где затребовал к себе двух мастеров — Ефима и Мирона Черепановых.
Умельцы стали бок обок, друг на друга похожи, невысокие, крепкие, бородатые, скорее братья на вид, нежели отец и сын, неловко капая тающим мартовским снегом в избе заводоуправляющего. Там же тёрся неприметного вида молодой человек инженерной наружности, такова зарождающаяся российская техническая интеллигенция, зачастую — чахоточная.
— Наслышан о вас, что на выдумку горазды, — начал Демидов.
— Дык ежели нужно… — начал старший, Ефим, младший всё время молчал, шапку терзая.
— Непременно нужно. Только скажите вначале, как до паровой машины додумались.
Черепановы переглянулись.
— Дык эта… англицкие машины давно известные. А как пожар у нас случился, водяные колёса спалились, я батюшке вашему и отписал-то, мол, и у нас оные употребить можно и должно. Они поначалу — ни в какую. Не верили,
— Узнаю батю. Каждый целковый в верное дело вкладывал, по-пустому не рисковал. Согласился он как?
— Трудно. Да чего говорить, гляньте сами, барин.
— Непременно-с. А пока познакомьтесь. Пётр Иванович Кулибин, инженер. Прошу любить и жаловать, — меня Демидов не представил, может, и правильно, рекомендоваться полномочным представителем Пестеля, когда затевается такое, не с руки.
— Фамилия знатная, — впервые подал голос Мирон. — Не того ли Ивана Кулибина…
— Сын, — подтвердил молодой человек. — Отцовского гения не наследовал, но тоже кое-что можем.
Мы вышли на воздух, здесь язык не повернётся назвать его свежим. Чёрная сажа из заводской котельной густо испачкала двор, устланный чавкающим под ногами весенним снегом. Черепановы повели нас к малой трубе, дымившей у пристройки. Внутри как в преисподнюю попали — и горячо, и шумно. Рабочий споро кидал сосновые поленца в топку под высоким котлом, машина ровно плевалась паром, раскручивая огромное колесо, от которого вглубь завода уходил длинный приводной ремень.
— Немудрёная штука, — с показной уверенностью произнёс Ефим. — Ежели доглядывать, никаких неполадок не случается.
— Здорово! — восхитился Демидов, взопревший в дорогой шубе поверх крупных телес. — Скажи, Ефим, а самобеглый экипаж ты б сделал? Дилижанс какой.
Мастер почесал затылок.
— Можно-то оно можно. Но трудно зело. Повозка машину везти должна, поворачивать.
— От батюшки записи остались, — вмешался Кулибин. — Там похожая повозка есть. Только машин паровых он не стал рассчитывать. А вам как, Павел Николаевич, для забавы или в дело приспособить?
— Прошу в заводскую управу, — пригласил Демидов. Он хотел было добавить «господа», благо Черепановы скоро год как не крепостные, однако какие ж они господа! И республиканское «граждане» не прижилось. По дороге спросил отца и сына. — Вы свободные теперь. Отчего не уехали? Вашим рукам цены нет.
— Куда ехать-то? — качнул косматой головой Ефим. — Нынче плохо везде да дорого. А на заводах Демидовских всегда на хлеб наработаем.
— Прав он, — вздохнул Кулибин. — Даром что я горный инженер, при царях уважаемая работа. А ныне половина шахт закрылась, народ там с голоду пухнет. Вот и вернулся в Нижний… во Владимир. Без вас и не знал бы чем семью кормить.
— Небось, поначалу-то революции обрадовались? — хитро спросил Демидов.
— Какое там… — отвечал инженер. — Обывателей оторопь брала. Как можно Императора Российского, помазанника Божьего с семьёй, да князей и княжон великих с малыми детьми поубивать, кто в европах не спасся? Конец наступил Руси православной. Потом попривыкли и надежда пришла — Республика равенство объявила, крепостным свободу посулила и раздачу земель, рекрутчину урезала. Но на деле иначе повернулось. Народная дума не избиралась, исчезла даже из речей, будто и не говорилось о ней вовсе. Из ниоткуда вылезло пресловутое Верховное Правление, и жизнь тяжкая, но привычная и веками налаженная, рухнула в тартарары. Каждый день горше и горше, и не видно тому конца.