Во сне и наяву, или Игра в бирюльки
Шрифт:
И тут без стука отворилась дверь, вошел Дмитрий Иванович. В руках он держал обломок жердины метра в полтора. Сам был бледен и заметно возбужден.
— Вот, дверь была у вас приперта, — сказал он и прислонил жердину к печи. — Двое их было, жаль, что удрали, сволочи.
— Как это — дверь приперта? — не поняла Евгения Сергеевна.
— А чтобы вы из дому не могли выйти.
— И Андрея сегодня избили.
— Знаю, потому и шел к вам. Войну, выходит, вам объявили.
— Что же нам делать?
— На войне как на войне, — вздохнул Дмитрий Иванович. — Либо
— Значит, бежать, — потерянно проговорила Евгения Сергеевна.
— Значит, да.
— А куда?.. Некуда нам бежать, совсем некуда.
— Это сложный вопрос, я понимаю. Раз сюда получили направление, теперь вы как бы сами по себе, никому не нужны… Есть, правда, у меня одна идея, но даже не знаю, как вы отнесетесь к ней… — Дмитрий Иванович пристально посмотрел на Евгению Сергеевну, и она прочла в глазах его сомнение.
— Не знаете, как я отнесусь, или не уверены, можно ли доверять мне?
— Если честно — и то, и другое. Ну да ладно. Есть неподалеку отсюда такой городок, под названием Койва…
— Не слышала.
— Лучше бы и не слышать никогда, — усмехнулся Дмитрий Иванович, вздохнув. — Но выбора нет.
— И что же в этой Койве?
— Во-первых, городок маленький, а в маленьких городах легче жить. И угол найти можно…
— А во-вторых? — Теперь уже Евгения Сергеевна смотрела на него пристально, испытующе.
— Там много наших. Зато, насколько я знаю, почти нет эвакуированных, поэтому с жильем попроще. Надеюсь, вам помогут на первых порах. Я напишу кое-кому. Не исключено, что и знакомых встретите… В некотором роде это особенный город. Ну да сами увидите. Наши там в общем устроены неплохо.
— Вы переписываетесь?
— Начальство тамошнее не зверствует, — сказал Дмитрий Иванович, уклоняясь от прямого ответа. — Я вам советую ехать туда.
— А… туда можно?
— Отсюда уже можно.
— Не знаю, прямо не знаю, что делать.
— Исходите из того, что у вас нет другого выхода. Сегодня Андрея избили, а завтра придумают что-нибудь пострашнее. — Он покосился на жердину. — Никогда не видели, как такими вот дубинами дерутся?.. Пока вас только предупредили.
— Наверное, так оно и есть, — согласилась Евгения Сергеевна. — Вы меня, кажется, убедили. Андрей тоже просится уехать отсюда. Ему шепнули, чтобы мы убирались.
— И вам шепнут, — вздохнул Дмитрий Иванович, — И еще как шепнут! А председатель будет в стороне. Он даже посочувствует вам. Это он вам говорил, что здесь закон — тайга?
— Да. Жестокие все-таки люди.
— Люди, дорогая Евгения Сергеевна, здесь разные, как и повсюду. А нравы… Даже не знаю, можно ли винить людей. Идет борьба за выживание, почти по Дарвину. Или — или. Не я тебя, так ты меня. Такая вот философия.
— Война повлияла.
— И война, разумеется. Но не только. Слишком недалеко ушел человек от первобытного своего предка, не знавшего огня. Кровь и страдания других возбуждают в человеке самые низменные инстинкты. А здесь темнота, беспросветная,
— А я со своим уставом, — усмехнулась Евгения Сергеевна.
— Азиатчина, язычество, — поморщился Дмитрий Иванович. — В округе, между прочим, верст на сто нет ни одного храма. Так что монастырь это особенный, поистине со своим уставом. Ехать вам надо.
— Поедем, мама? — спросил Андрей совсем уж сонным голосом.
— Поедем, сынок. Спи, поздно уже.
— Да и вам пора отдыхать, — сказал Дмитрий Иванович. — И уж извините, но сегодня и я заночую у вас. На лавке вот и прилягу.
Евгения Сергеевна удивленно взглянула на него.
— Береженого и Бог бережет, — проговорил он и развел руками. — А сплетни вам теперь безразличны.
— Тогда хоть к Андрею на печь полезайте.
— Ничего, отсюда слышнее, что на дворе делается.
— Вы считаете, что это так серьезно?
— Я считаюсь с фактами и со своим опытом.
XXI
КОГДА на следующий день Евгения Сергеевна сказала председателю, что они хотят уехать, он откровенно удивился. Похоже, он был уверен, что она смирится с неизбежностью, придет на поклон, ибо понимал — деваться ей просто некуда. Добро бы обыкновенная эвакуированная, жена фронтовика, тогда за нее военкомат мог бы заступиться, а то неизвестно кто! Ну, что муж ее враг народа — этому-то Яков Филиппович ничуть не верил, у него хватало ума разобраться и понять, что происходило на самом деле в предвоенные годы, даром что ни газет, ни книг не читал, хотя и вправду немножко читать умел — научился, пока скитался по фронтам гражданской. А повоевать ему, между прочим, пришлось и за красных, и за белых — такая уж это была война.
— Вон ты как все обдумала, — покачал он головой, сверля Евгению Сергеевну глазами. — Или учитель присоветовал?..
— Нам ведь с вами все равно не сработаться. — Она старалась говорить спокойно. Решила, что выяснять отношения бессмысленно и вообще лучше сделать вид, будто ничего не случилось. О том же, что произошло накануне, напоминать и вовсе ни к чему. Не сработались — и все тут. И мирно разошлись.
— Обвела, выходит… Вокруг пальца обвела, — ухмыльнулся он и покачал головой. — И далеко ли ежели не секрет, навострилась? Где тебя ждут-поджидают?..
— Это мое дело, Яков Филиппович.
— Может, и твое, а может, и не только твое, а наше общее.
— Что вы имеете в виду? — насторожилась Евгения Сергеевна, зная, что председатель зря слова не молвит.
— Так, к слову пришлось… Спешить не надо, Сергеевна, — Он усмехнулся злорадно, и от этой его усмешки кожа у Евгении Сергеевны покрылась мурашками. Страшно ей стало, — Умные люди толкуют, что поспешишь — народ насмешишь!.. — Он поднял палец, — А что его смешить, народ-то, когда он и так насквозь смешной весь. В делах твоих еще разобраться надо. Откуда мне знать, чего это ты бежать надумала?.. Может, пользовалась моей неграмотностью и доверием… Да и член колхоза ты, даже вот и член правления, шутка ли сказать! Отпустит ли тебя собрание…