Во власти девантара
Шрифт:
— Извините. — Нурамон взял на себя обязанности дипломата. Он тоже склонился перед хранителем знаний. — Мы…
— Это меня не интересует, — отмахнулся Генгалос. — Кто бы ни пришел сюда, он подчиняется законам библиотеки. Повинуйтесь или ступайте прочь! — Он сделал небольшую паузу, словно для того, чтобы подчеркнуть свой резкий ответ. — Если вы хотите остаться, то должны сначала оказать ей услугу. — Он указал на корзины, стоявшие рядом с его пюпитром: — Это поэзия цветочных фей, записанная на листках дуба и березовой коре. Поскольку за много веков мы не сумели найти подходящий способ консервировать листки, стихотворения нужно записать. При этом необходимо помнить о том, что написанное находится в гармонии с прожилками на листке, которую нужно передать,
Мандред подумал об озорных крохотных существах, которых он видел во время своих посещений Альвенмарка. Он и представить себе не мог, что эти болтушки могут сочинить что-то, что стоит увековечить.
Генгалос повернулся к человеку.
— Внешний вид обманчив, Мандред Торгридсон. Почти никто, кроме фей, не умеет так точно облекать в слова нежные чувства.
Ярл судорожно сглотнул.
— Ты… ты видишь то, что у меня в голове?
— Я должен знать, что движет посетителями, которые приходят сюда. Знание драгоценно, Мандред Торгридсон. Нельзя предоставлять его кому попало.
— В чем заключается наша задача? — спросил Фародин.
— Вы с Нурамоном возьмете одну корзинку и запишете стихотворения на пергамент. Если я останусь доволен вашей работой, то помогу вам в том, что вы ищете. В этой библиотеке найдется ответ практически на все возможные вопросы, если знаешь, где искать.
— А как насчет меня? — смущенно спросил Мандред. — Чем мне заслужить право находиться здесь?
— Ты расскажешь свою историю писцу. Во всех подробностях. Мне кажется, что это такая история, которую стоит записать.
Ярл смущенно уставился в пол.
— Это… Моя жизнь должна быть записана? — У него возникло нехорошее ощущение, словно у него хотели что-то отнять.
— Разве ты не хочешь прикоснуться к краешку вечности, Мандред Торгридсон? Историю будут читать и тогда, когда ты обратишься в прах. Не стоит зарывать талант в землю. Слыхано ли, чтобы два таких эльфа как Фародин и Нурамон избрали себе в спутники человека?
Мандред нерешительно кивнул. Ему по-прежнему казалось, что он отказывается от чего-то драгоценного, когда повествует о своей жизни. Но может быть, это всего лишь суеверный страх? Нельзя мешать товарищам. Им пришлось многое пережить, чтобы попасть сюда.
— Согласен на сделку.
— Великолепно, сын человеческий! Благодарю тебя за дар, который ты делаешь библиотеке, — слова Генгалоса оставили у Мандреда в душе приятное чувство. Вроде водки, согревающей изнутри в холодную зимнюю ночь. — А теперь я покажу вам, где вы будете жить. Библиотека величиной с небольшой город. Город знания, построенный из книг! Есть три кухни, открытые днем и ночью, две большие столовые. У нас даже термы есть в отдаленном боковом крыле, — он снова обернулся к Мандреду. — И у нас есть очень хороший винный погреб. Некоторые хранители знания, к числу которых принадлежу и я, не считают аскезу важной. Как дух может быть свободным, если мы заковываем тело в цепи? Так что все наши учащиеся обеспечены наилучшим образом.
По следам Юливее
Нурамон все никак не мог поверить в то, что джинн в Валемасе действительно сказал правду. Даже если тоска по Нороэлль с готовностью заставила его идти по следу, он тем не менее испытывал сомнения по поводу того, что духу можно верить. А теперь оказалось, что он поступил верно, рассказав своим товарищам об Искендрии.
Они находились здесь на протяжении девяти дней. Из них они с Фародином потратили целых пять дней на то, чтобы записать стихотворения цветочных фей. С тех пор они искали записи, касающиеся магических барьеров. Было интересно копаться в этих бесконечных залах знаний. И даже Мандред не скучал. Он изучал библиотеку и наслаждался обильными блюдами, которыми их кормили на новом месте. А винный погребок быстро стал его излюбленным местом. Из всего собранного
Фародин уединился в комнате для учебы. Хранители знания отрядили ему помощника, молодого эльфа по имени Элелалем, которого все называли просто Эле. Фародин гонял несчастного по всей библиотеке, чтобы тот собирал свитки. Поскольку мальчик знал все языки, которые были представлены в этой библиотеке, то он часто служил Фародину в качестве переводчика. Воин хотел расширить свои познания в области магии врат. Кроме того, он искал рассказы о барьерах и хотел разузнать побольше о песчинках.
Нурамон по-прежнему считал, что песчинки не могут стать решением задачи. Конечно, Фародин собрал пару дюжин, но должны быть и другие возможности. Вместо того чтобы искать в этом месте знания о проторенных путях, Нурамон разыскивал новые. Он как раз возвращался от лошадей, которых забрал из конюшни в трактире и поселил у эльфийки, которая жила неприметно среди людей. В городе считалось, что она — вдова зажиточного торговца и принадлежит к числу самых богатых женщин Искендрии. Чтобы люди не распознали в ней эльфийку, она скрывала уши и лицо под вуалью и открывалась только детям альвов. Ее звали Сем-ла. Нурамон спросил себя, сколько времени удастся ей скрывать то, что она не стареет. Вуаль может помочь ей на протяжении человеческой жизни. Но что потом? Потом приедет племянница из далекого города, которой достанется все наследство?
Из усадьбы Сем-ла вел широкий подземный ход к вратам, через которые можно было попасть в жилую часть библиотеки. Никогда еще Нурамону не доводилось слышать о такой близости между детьми альвов и людьми. Сем-ла рассказывала ему, что у нее были связи по всему городу. Она торговала как с людьми, так и с другими детьми альвов и их поселениями. Когда Нурамон услышал об этом, ему впервые стало ясно, что мир людей и Расколотый мир — не место изгнания, куда уходят дети альвов, чтобы быть независимыми от Эмерелль. Здесь можно было хорошо жить, хотя блюда, которые подавала Сем-ла, были человеческими и не могли состязаться с блюдами, которые подают в Альвенмарке. Однако те, кто приходил сюда, были привычны к миру людей.
По широкой лестнице Нурамон наконец добрался до места, которое указал ему Генгалос. То был узкий и очень высокий зал. По левую руку, да и по правую тоже, возвышались полки, на которых покоились толстые фолианты. Нурамон немного удивился этому, ибо в Альвенмарке знание редко доверяли книгам. Родители учили ребенка тому, что он должен был знать, а мудрецы рассказывали самое важное. А если возникал какой-нибудь вопрос, то стоило обратиться к тому, кто мог на него ответить. Нурамон втайне задавался вопросом, сколько тысяч животных вынуждены были расстаться с кожей для пергамента.
Из одной из ниш вышел старый гном.
— У тебя не бывает головокружений? — скрипучим голосом спросил он Нурамона.
— Нет, не бывает, — ответил эльф.
— Хорошо, тогда мне не придется карабкаться наверх. Я уже немолод. — Старик схватился за спину. — Жизнь в этом зале! Наживаешь себе боль, но ты только посмотри, как все здесь великолепно! — И он указал ввысь.
Возле каждого стеллажа стояла узкая деревянная лестница, служившая для того, чтобы взобраться наверх. Высоко наверху Нурамон заметил фигуру. На незнакомце был просторный плащ, и казалось, что он парит рядом со стеллажом. Между полками обнаружилось несколько больших ниш в стене; очевидно, туда можно было забраться, чтобы почитать. Умело расположенные янтарины придавали всему залу огненное сияние.