Во власти соблазна

Грассо Патриция

Никогда еще Фэнси не чувствовала такого унижения. Это даже хуже, чем когда ее вырвало на корабле.

Степан взял ее руки в свои.

– Мы уже месяц живем, как муж и жена, и уже неделю тебя тошнит.

– И что это доказывает? – Фэнси поверить не могла, что они обсуждают это в присутствии посторонних.

Степан провел рукой по волосам.

– Слушай…

– Я не желаю слушать эту чушь!

Тут герцогиня Инверари взяла инициативу в свои руки:

– Рудольф и Михаил, пожалуйста, оставьте

нас.

– Неужели мы и вправду должны уйти? – огорчился Рудольф.

– Самое интересное только начинается, – пожаловался Михаил.

Когда эта парочка исчезла за дверью, герцогиня спросила:

– Милая, когда у тебя были последние месячные?

Фэнси ахнула и побагровела. Этот допрос невыносим. И тут же побледнела, все поняв. Последние месячные прошли еще до того, как они уехали на Сарк-Айленд.

Фэнси закрыла лицо руками и зарыдала. Степан ничего не сказал, просто обнял ее и дал выплакаться.

– Рокси, это не похоже на слезы радости! – пробурчал герцог. – Если она не хочет выходить за князя замуж, то может жить вместе с младенцем за городом.

Фэнси зарыдала еще громче. Она и в самом деле превратилась в свою мать.

– Мой ребенок родится в законном браке! – Степан приподнял ее подбородок и заглянул в фиалковые глаза, залитые слезами. – Ты меня не любишь?

– Люблю…

– Тогда в чем же дело?

– Я чувствую себя загнанной в ловушку!

– Кем же это?

Фэнси вздохнула и прислонилась к нему.

– Я сама виновата…

– Я так сильно хотел на тебе жениться, – признался Степан, – и надеялся, что ты уже не передумаешь, когда забеременеешь.

– Мне придется еще больше времени отнимать от оперы!

Степан погладил ее по спине, кинув на герцога с герцогиней предостерегающий взгляд. Фэнси еще не понимает реального положения вещей, а у него не хватает духа объявить ей, что с карьерой оперной певицы покончено.

Пока ее тошнит, она не сможет петь, а когда тошнота пройдет, она уже слишком поправится для сцены. А уж когда ребенок родится, Фэнси и сама решит навсегда уйти со сцены.

По крайней мере он на это надеялся.

Фэнси слишком устала, чтобы начать спорить о том, где ей сегодня ночевать.

– Ладно, я останусь до понедельника.

– Ты выглядишь совсем измученной. – Герцогиня поднялась с кресла. – Пойдем со мной, милая, тебе нужно поспать.

Степан легонько поцеловал Фэнси в губы.

– Хороших снов. Увидимся завтра.

– Княгиня Саманта увезла твоих сестер за покупками, – сказала герцогиня Инверари, выходя вместе с Фэнси из гостиной. – Только Белл и Рейвен отказались. Я не хотела, чтобы твои сестры помешали нашей встрече.

Фэнси кивнула:

– Хорошо.

– Я велю горничной приносить тебе подсоленный кусочек хлеба по утрам, ты съедай его до того, как встанешь с постели. – Герцогиня

поднималась на третий этаж. – Хлеб помогает при утренней тошноте.

– Моя утренняя тошнота длится весь день. Это так тяжело…

– Такое случается.

«Попалась окончательно и бесповоротно, – думала про себя Фэнси. – Не продержалась даже одного года, попалась быстрее, чем мама».

Она любит Степана, но она же не дура. Рано или поздно князь потребует, чтобы она ушла из оперы. И что тогда?

Она должна петь. Ей как воздух нужна любовь зрителей. А важнее всего – отстоять собственную независимость.

– Вот мы и пришли. – Герцогиня ввела ее в спальню, оформленную в голубых, кремовых и золотых тонах. – Прислать к тебе ненадолго сестер, пока ты не уснула?

– Спасибо. – Фэнси села на краешек кровати и устало улыбнулась. – Я буду рада.

Белл и Рейвен ворвались в ее спальню через мгновение. Обе сестры, весело смеясь, обняли Фэнси и сели рядом с ней на кровать.

– Мы со Степаном поженимся в понедельник, – сообщила им Фэнси, и сестры снова кинулись обниматься. – Я беременна. – Она посмотрела на Белл: – Князь Михаил хочет на тебе жениться.

– Я могу разрушить его жизнь, – отрезала сестра. – Ему нужна жена, которую не стыдно показать в обществе.

– Почему бы не позволить князю самому решать, чего он хочет? – спросила Фэнси.

– Я ей то же самое говорила, – вмешалась Рейвен.

– Дай-ка я гляну на твое лицо. – Фэнси внимательно рассмотрела изувеченную щеку. Конечно, шрам выглядел гораздо менее заметно, но тем не менее пересекал щеку сверху донизу. – Мой театральный грим замечательно его скроет. Тогда ты сможешь высоко поднять голову и потанцевать на моей свадьбе с князем.

– Право, не знаю…

– Зато я знаю, – перебила ее Фэнси. – Завтра я принесу грим из театра.

– Ничего не буду говорить, пока не увижу, что получится. – Белл обеспокоенно посмотрела на сестру. – А как это – чувствовать себя беременной?

– Меня тошнит, я все время чувствую себя усталой и раздраженной.

Рейвен повернулась к Белл:

– Тебя тоже тошнит, и ты быстро устаешь.

– Ты должна сказать Михаилу! – воскликнула Фэнси. – Честно признаюсь – я не говорила Степану. Это он сказал мне, что означает мое нездоровье.

– Только вы двое и знаете, – выговорила Белл. – Не рассказывайте никому. Пожалуйста!

– Обещаем, – сказала Рейвен.

– Пока обещаем, – поправила ее Фэнси. – Нужно съедать утром, пока не встала с постели, подсоленный кусочек хлеба. Это помогает при тошноте. Во всяком случае, так утверждает герцогиня.

После того как сестры ушли, Фэнси переоделась в ночную рубашку, забралась под одеяло и уснула. Ее разбудил стук в дверь. Она открыла глаза и увидела, что в комнате сгущается сумрак.