Во все Имперские ТОМ 12. Финал

Беренцев Альберт

Сам Соколов на меня даже не смотрел. В принципе мы с ним были врагами, он же предал меня в Китае, киданул меня вместе с Петей...

Но это, конечно, не делало Алёнины обвинения менее абсурдными.

— Смерть, — прощебетала Алёна, — Расплата за ересь — смерть. Оцени мое милосердие, Соколов. Я убиваю твое тело, но не трогаю твою душу.

— Спасибо, — буркнул Соколов.

Зеленоглазая девушка-ангел выхватила меч и подлетела к графу.

Соколов даже не дернулся, он принял смерть достойно. Золотой меч пронзил его сердце, граф шумно

и резко выдохнул, а потом повалился замертво.

Через миг его труп исчез, растворившись в золотых искрах...

— Следующий — Беренцев, — доложил Соловьев.

Я понятия не имел, кто такой Беренцев. Судя по фамилии — какой-то разночинец, магического клана Беренцевых не существовало.

Беренцев возник в центре зала, он оказался мрачным мужиком неопределенного возраста. В отличие от Соколова, кандалов на Беренцеве не было.

Вот это было уже что-то новенькое. Раньше Алёна разночинцев лично не судила, видимо, Беренцев сделал нечто исключительное, чем и навлек на себя гнев Богини.

— Обвиняется в ереси, — сообщил Соловьев.

Алёна вдруг улыбнулась всеми своими белоснежными зубками.

— Беренцев, ты написал про меня книжку, — ласково произнесла Богиня, — Вот эту. Даже не отрицай.

В воздухе перед Алёной на самом деле материализовалась книжка — целый десяток томов какого-то дешевого бояръаниме, с анимешными девками на обложках.

— Твоих рук дело, Беренцев?

Беренцев хранил молчание.

— Я прочитала твою книгу, — голосок Алёны стал совсем елейным, — И она мне не понравилась. Ты пытался написать историю моей победы над Либератором, но ты сделал это паршиво. В тексте ты называл меня безумной, ты раз сто написал это, ты сделал меня злодейкой в своей книге, более того — пару раз ты даже назвал меня шлюхой. А еще ты пытался описывать мою первую ночь с моим мужем. Думаешь, что из моей жизни можно сделать порнографию, Беренцев?

— Это художественное произведение, и я там не называл вас по имени, госпожа... — попытался отмазаться Беренцев, — Это же просто вымысел...

— Да, но все всё поняли, Беренцев, — не согласилась Алёна, — Любому очевидно, что эта книга — про меня. И ты оскорбил меня. Увы для тебя! Я надеюсь, ты хотя бы заработал денег со своего поделия?

— Ну немного, — признался Беренцев, — Я даже некоторое время висел в топе этой книгой, она три дня была на вершине рейтингов...

— На вершине? — Алёна усмехнулась, — Ну что же... Ныне пришло тебе время покинуть вершины, Беренцев. Настало время расплаты. Так что сейчас ты отправишься с вершины вниз, в положенное тебе судьбой место.

Беренцев явно напрягся, он со страхом смотрел на Богиню.

Золотой свет в одном из окон зала тем временем померк, теперь в окне показалось синее весеннее небо.

Богиня выкинула книжку в окно, весь десяток томов.

— И автора следом, — приказала Алёна.

— Пощады! — взмолился Беренцев.

Он даже вроде попытался пасть на колени, но ему не дали такого шанса. Стражницы-ангелы подлетели к Беренцеву,

схватили его, а потом выкинули в окно, прямо с высоты полутора тысяч километров, именно настолько возвышалась над землей Башня Богини.

Раздался дикий крик, но он тут же затих. Как Беренцев встретился с землей, никто уже не услышал, но эта встреча определенно состоялась, и Беренцев её явно не пережил.

Небо в окне исчезло, пространство за окном вновь засияло золотом чистой магии...

— Теперь Шамановы, — напомнил Соловьев, когда божественное правосудие свершилось.

У меня все еще было паршиво на душе, я понимал, что ничего хорошего Шаманова и его жену точно не ждет — Богиня разошлась.

А еще я понимал, что Таня меня не простит, если я не смогу спасти друга. Да я и сам себя не прощу...

Шамановы появились в центре зала.

Акалу был в сером мундире и мрачнее тучи. Я в последний раз видел друга полгода назад, Шаманов с тех пор чутка растолстел.

Жена Шаманова вампирка Люба была в кандалах, девушка была одета в джинсы и кожаную куртку. Люба и так всегда была бледной, а теперь вообще стала белой, как мрамор. Смотрела она, как и всегда, по-волчьи зло.

— Обвиняются в ереси, — доложил Соловьев, — Людмила Шаманова, в девичестве Кровопийцина, сомневалась в необходимости вести Океанскую войну с Лузинианской Империей. А еще утверждала, что Богиня — сумасшедшая.

Люба звякнула своими кандалами и оскалилась:

— Я не Людмила, я Любовь! Это раз. А во-вторых...

Но Шаманов уже осадил жену:

— Люба, молчи! Молчи, дура.

Шаманов явно был на крайних нервяках, на лбу у эскомоса выступил пот. Шаманов завертел головой и только теперь заметил меня, стоявшего возле стены.

Увидев меня, Акалу явно удивился.

— Нагибин?

Я кивнул другу.

— Нагибин, помоги! Объясни Богине! — взмолился Шаманов, — Люба ни в чем не виновата!

— Пусть она сама скажет, — пропела Алёна, — Зачем ты затыкаешь жене рот, Шаманов? Она же явно хочет мне что-то сказать...

Люба и правда хотела. В глазах вампирки стояла отчаянная решимость. И говорила Люба обычно прямо, без обиняков. Именно так, как говорить с Алёной нельзя ни в коем случае.

Поэтому желание Акалу заткнуть рот жене было сейчас как раз единственной верной тактикой.

— Думаю, что надо сперва выслушать Шаманова... — осторожно заметил я.

— Нет, — отрезала Алёна, — Пусть Люба говорит.

И Люба заговорила, оскалившись своими острыми зубами совсем по-звериному:

— Мне нечего добавить. Я всё сказала. И я от своих слов не откажусь. Потому что они правдивы. Океанская война — дерьмо собачье. Эта война — абсолютно бессмысленна. Просто потому, что ты могла бы присоединить Луизианскую Империю одной мыслью, Богиня. Ты могла бы закончить войну победой за один миг. Но вместо этого люди умирают уже третий год, они гибнут тысячами, просто ради твоего развлечения, Богиня. Как тебя после этого назвать? Только сумасшедшей...