Во все Имперские ТОМ 12. Финал
Шрифт:
Но я был осторожен. Я рассказывал детям правду, но опуская те моменты, которые могли бы задеть Богиню. Впрочем, излюбленным персонажем моих историй для Рюрика и Фрейи был барон Дрочила Рукоблудов.
Фрейя каждый раз заливисто хихикала, когда я рассказывал о нём. И даже обычно мрачный и слишком серьезный для ребенка Рюрик чуть улыбался.
Я не знал, что стало с Дрочилой. Я его не видел с тех пор, как мы с ним расстались в Новгородской губернии три года назад, на Микенских Играх...
Вероятно Дрочила был мертв, так что теперь жил лишь в моей памяти и моих рассказах.
—
— Ура! — Фрейя наколдовала фонтанчик магии, а потом снова взлетела в воздух.
***
Фрейю уже забрали во дворец, её захотела видеть мама.
Наступил вечер, я провел с детьми целый день и теперь мы с Рюриком сидели на склоне холма.
День вышел насыщенным — мы глядели на кентавров, потом говорили с дриадами, потом я даже немного посражался с Рюриком и Фреей, при этом чуть не померев, ибо Фрейя рассчитывать свою МОЩЬ так и не научилась, так что едва не убила собственного папку.
Еще мы гуляли по парку, а пообедали мы в парковой молочне, где нас угостили сыром, чаем и овсянкой на парном молоке.
А еще мы встретили Таню — я коротко сообщил сестре, что Шаманов жив. Не уточнив при этом, что Шаманова Таня больше не увидит, что он теперь однорукий и в ссылке. Про судьбу убитой Любы я тоже не сказал ничего.
Возможно я становился параноиком или даже трусом.
Но я понимал, что ссоры с Таней мне теперь в любом случае не избежать, сестра не простит мне того, что сделали с Шамановым. И мне хотелось, чтобы эта ссора состоялась как можно позже. А еще больше мне хотелось, чтобы Таня не наделала глупостей и не отправилась в ссылку вслед за Шамановым или даже на тот свет вслед за вампиркой.
Нам всем следовало соблюдать осторожность, а Таня всегда была слишком импульсивной, чтобы быть осторожной.
Все эти мрачные думы крутились у меня в голове весь день и не ушли даже сейчас, когда мы с сыном любовались закатом на склоне холма.
Вокруг нас никого не было. Охраны при Рюрике не держали, его божественная мама никого не боялась. Любой, задумавший причинить вред Рюрику, бы умер на месте, еще до того, как начал бы действовать. Аленка бы убила любого врага за мгновение. Она присматривала за мальчиком своим божественным взором.
Так что вокруг нас только шумели сосны, а рыжее солнце садилось за горизонт, даря последние лучи света уже по-весеннему ярким синим небесам...
Мы некоторое время помолчали. Потом Рюрик заявил:
— Папа, я кое-что не говорил маме.
Я даже вздрогнул от неожиданности.
— Не говорил маме?
— Да, — подтвердил мальчик, — Это нормально?
Хех. Стандартный вопрос для ребенка лет восьми. А разумом Рюрик был именно в этом возрасте.
— Да, — ответил я, после некоторых колебаний, — Это нормально, Рюрик. Не все нужно говорить маме.
Я рефлекторно вжал голову в плечи, боясь, что меня сейчас поразит молния с небес за такие речи.
Но молнии не было.
А Рюрик сказал, заметив мою реакцию:
— Пап, не бойся. Мама нас сейчас не слышит.
— Да?
— Да, —
— Что ж... Так что ты не хочешь рассказывать маме? Если твоя пипирка становится большой по утрам — то это нормально для мальчика...
— Папа, ты иногда бываешь очень глупым, — вздохнул Рюрик, — И моя пипирка тут не причем. Я говорю о своих снах. Я видел кое-что во сне.
— Ну, если тебя снятся девочки...
— Папа! — вот теперь Рюрик уже на самом деле разозлился, — Я не про пипирки, и не про девочек! Мои сны — совсем о другом. Почему ты всегда думаешь только про пипирки?
— Не знаю, — я пожал плечами, — А что до снов — то во сне ты иногда вспоминаешь свою прошлую жизнь. Когда ты был конунгом Рюриком тысячу лет назад. Такие сны — нормальны для тебя. Ты же почти бог, ты можешь помнить свою прошлую жизнь.
— Знаю, — Рюрик кивнул, — Но прошлая жизнь — это же всё битвы, корабли, моря... Эти сны я люблю. А сны, которые я стал видеть недавно — они совсем другие.
Я напрягся.
Мне живо вспомнились мои собственные ночные кошмары, которыми я сам страдал последние месяцы.
— Сны — тонкая материя, — осторожно ответил я, — Иногда сны это просто сны. Иногда наша душа хочет нам что-то рассказать в наших снах. Иногда мы просто переживаем во сне то, чего мы боимся. А иногда с нами во сне говорит Бог.
Я сам испугался того, что сказал. Вот упоминать Бога мне наверняка не следовало, Алёна не терпела никаких богов, кроме себя самой.
Но кары опять не последовало, видимо, Рюрик был прав, и Алёна нас сейчас не слышала.
Рюрик протестовать тоже не стал. Он-то отлично понимал, что его мама — не настоящая богиня...
— Что именно тебе снилось? — спросил я, — Расскажи мне.
— Три вещи, — чуть смущенно ответил Рюрик, — Во-первых, я видел человека, разрубавшего оковы. Он ходил среди рабов и рубил мечом их цепи, будто освобождал рабов. А потом я увидел мертвых магов, они лежали среди рабов, истекая кровью! Еще я видел какого-то страшного человека — узкоглазого, черного, дикого, он жил в какой-то пещере далеко на севере... Он меня сильно напугал. Потому что был сильнее меня. И еще... Еще я видел Либератора. Каменного! Либератор глядел на меня и жутко скрипел зубами. Я очень испугался, папа. Хотя знаю, что бояться — недостойно для аристо.
— Бояться можно, сын, — мягко произнес я, — Боятся все, даже твоя мама иногда боялась, пока не стала Богиней. Плох не сам страх, плохо, когда он начинает тобой управлять.
Я мрачно усмехнулся этой своей фразе.
Хорошенькие поучения от человека, который только сегодня сам настолько испугался, что дал Алёне расправиться с женой своего лучшего друга, а самого друга — дал покалечить...
Но Рюрик в любом случае ждал не такого ответа.
— Папа, мне не нужны советы про страх, — сказал мальчик, — Я хочу знать, что значат эти мои сны. Я почувствовал в них что-то странное... Это Бог говорил со мной?