Во всем виноваты «Битлз»
Шрифт:
— Гипс снял. Но недавно — всё времени не было. А рука подсохла, видишь, не гнётся, но пальцы хорошо шевелятся. — И он пошевелил своими худыми пальцами, в которых мне почудился обрывок верёвочного аксельбанта.
— Боже мой, Пионер, — я всё никак не мог опомниться, — но что такое отвратительное место, как это, делает вокруг такого потрясающего фрукта, как ты?
— Ну, ну уж! Отвратительное, — передразнил он меня, — ты приезжай ко мне на дачу в субботу, я тебе телефончик оставлю. Кстати, нет ли у тебя знакомых — пару шкур медвежьих достать. Мне на
Пионер поправил кепочку и оглянулся — за его спиной уже минуты три топтался какой-то вахлак, безуспешно стараясь привлечь к себе внимание.
— Там, это, как ево… — Он пошмыгал носом.
Новоявленный Комт вздохнул и поманил меня к стоявшему неподалёку «жигуленку», около которого маячили растерянные электрики. Там нужно было подключить выпавший провод, для чего в силу особенно удачной конструкторской компоновки пришлось бы разбирать полдвигателя. Пионер лег под машину и ловко, нахрапом взял проводок, внутрь его пропустил тонкой рукой в один-два этапа и быстро, надежно закрепил.
— А так вам полдня бы пришлось проработать, мозги б встали раком у вас в голове, всегда вы на помощь зовёте кого-то, — он их поучал, принимая лаве. — Понимаешь, — говорил мне Пионер, — я здесь основной по всем вопросам. Последняя инстанция. Ты правда приезжай ко мне в субботу. Анашу покурим — помнишь Пшикера? А то девчонок возьмём, у меня есть.
— Ах ты мой дорогой Пионерчик, — у меня прямо язык не поднимался этим противным и гадким словом «Комт» его называть, он для меня был и навсегда останется Пионером, — да бог с ними, с девчонками. Вон у тебя уже борода седеть начала. Так посидим.
— При чём тут борода, — сказал он и правой рукой приподнял козырек, чтобы я мог видеть его хитрые глаза, а левой жестом фокусника достал из-за пазухи два рентгеновских снимка.
Похоже, что это была пионерская грудная клетка. Снимки просто поражали шикарным качеством, и мучительно хотелось воспользоваться старинной полузабытой технологией и записать на них «Twist again» или «Rock around o'clock».
Я посмотрел их на просвет: с правой стороны из третьего ребра сверху высовывался хорошо различимый бес.
— Комтик, милый, выручай, — наперебой загнусавили новые просители, — четвертый час холостые обороты убавить не можем, винт — до отказа, а он ревет, как чёрт.
— Коврики поменяйте, уроды, — задумчиво сказал Пионер, пряча деньги. — Видишь, Капитан, как поскакали! Они, идиоты, машину помыли перед ремонтом, а потом коврики перепутали: левый с правым, а правый с левым, — вот резина на педаль газа и давит.
Я только руками развёл, а в каждой руке по снимку. Тут за мной прибегают: «Кошелёк, твоя лайба готова».
— Ладно, — Пионер потянулся, как кот, поправил кепочку и забрал у меня снимки. — устал я сегодня. Давай, до субботы. Вот тебе мои телефоны, — он подал мне визитную карточку с золотым обрезом, — третий — это в машину, а хочешь — я за тобой тачку пришлю.
Совершенно оглушённый, я поплюхал домой, всё ещё не веря,
В общем, «Взвейтесь кострами, синие ночи!..»
Обознатушки-перепрятушки
После ухода двух монтёров, чинивших в детском саду электричество, дети начали жутко ругаться матом. Устроили дознание. Монтёры категорически отрицали какое-либо ругание при детях.
— Я держал стремянку, на которой тов. Петров паял электропроводку, — писал один из них в объяснительной записке, — и тов. Петров ненарочно всё время лил мне на голову раскалённое олово, а я говорил: «Товарищ Петров! Перестаньте, пожалуйста, лить мне на голову раскалённое олово»
Это место на Гарден-ринг называется Туф-сквер. Когда-то очень давно посередине проезжей части были высажены деревья, образовавшие со временем тенистую аллею, где горожане, работавшие в деловом центре, любили отдыхать во время обеденного перерыва. Большинство офисов находилось не далее пяти минут ходьбы, и служащие со своими бутербродами и термосами с удовольствием устраивались на старинных чугунных скамейках в тени больших деревьев.
Политические и военные бури уже отшумели, в стране царила стабильность. Внешняя и внутренняя угроза еще только начинала вызревать в приграничных районах и на кухнях при плотно закрытых дверях.
Тогдашний глава государства пользовался любовью и уважением народа и имел крепкий международный авторитет.
Однажды усталый президент проезжал по Гарден-ринг в лимузине с задёрнутыми шторками. Следуя на очередное утомительное совещание, он изредка поглядывал в щёлочку на беспокойную жизнь, кипящую вокруг. Машина шла без спецсопровождения, избегая лишнего внимания. Кроме самого президента в ней находились его личный секретарь и два референта, один из которых по совместительству являлся сотрудником Министерства безопасности и отвечал за охрану.
Лимузин остановился на перекрёстке. Президент рассеянно посмотрел в окно: «Вот уже и осень, еще одна моя осень, — думал он, глядя в щёлочку на детскую коляску, прислонённую к сухому дереву, — что-то рано в этом году, хотя на других деревьях листья еще зелёные».
— Сухие деревья надо бы убирать, — пробормотал президент и со вздохом переключился на текущие проблемы.
Референт привычно сделал пометку в блокноте и приготовился открыть дверцу: лимузин уже подъезжал.