Водная жила

Тыналин Алим

— Когда нет времени на раскачку, работается эффективнее, — ответил я.

Савельев подписал все документы в тот же вечер, а я уже на следующее утро мчался обратно с драгоценной папкой.

В районе документы произвели должное впечатление. Надо было видеть лицо Покровского, когда он увидел областные документы со свежими печатями. Он изучил бумаги, несколько раз позвонил в область, только после этого разрешил возобновить работу лаборатории.

— Статус научного учреждения меняет дело, — признал он. — Но требования к оформлению

работ ужесточаются. Нужны протоколы, журналы, отчеты.

— Обязательно будем вести, — пообещал я.

Стукалов при этом разговоре выглядел крайне недовольным. Его козырь оказался битым, а Лаптев наверняка устроит разнос за провал операции.

— А кто будет заведовать этим НИО? — ехидно спросил ревизор.

— Я, — спокойно ответил я. — Приказ уже подписан.

К концу дня лаборатория возобновила работу. Кутузов с облегчением снял печати с оборудования, проверил состояние культур. К счастью, большинство штаммов удалось сохранить.

— Ловко вывернулись, — признал лаборант. — А я думал, все пропало.

— В бюрократии главное найти правильную формулировку, — объяснил я. — У каждого запрета есть исключения.

Ефимов, который до этого нервничал из-за возможного закрытия лаборатории, теперь с энтузиазмом взялся за оформление документации НИО.

— Будем вести настоящие научные отчеты, — сказал он. — С графиками, таблицами, выводами. Может, даже статью в журнале опубликуем.

— Почему нет? — согласился я. — Наши результаты того заслуживают.

— А что писать будем? — поинтересовался Кутузов, доставая из ящика стола толстую тетрадь с записями наблюдений.

— У нас материала на целую диссертацию накопилось, — ответил я, перелистывая страницы. — Вот данные по фиторемедиации загрязненных почв, результаты террасирования, опыт с галофитами на солончаках.

Ефимов оживился:

— А можно я тоже поучаствую? Хочу попробовать себя в науке.

— Конечно. Начнем с систематизации всех наших экспериментов.

На следующий вечер мы собрались в конторе совхоза для серьезной работы. Громов выделил нам отдельную комнату, где на длинном столе разложили все материалы: полевые дневники, фотографии, результаты анализов, схемы и чертежи.

— Первым делом нужно структурировать данные, — сказал я, развешивая на стене большие листы ватмана. — Разделим на три основных направления: очистка промышленно загрязненных земель, освоение засоленных почв и террасное земледелие на склонах.

Кутузов принес из лаборатории результаты химических анализов почв за весь период работы:

— Вот динамика снижения концентрации тяжелых металлов. За восемь месяцев содержание свинца упало на шестьдесят процентов, хрома на сорок пять процентов.

— Отличные цифры, — одобрил я, записывая данные в сводную таблицу. — А урожайность растений-аккумуляторов какая получилась?

— Горчица — сто восемьдесят центнеров зеленой массы с гектара, рапс сто пятьдесят, подсолнечник

двести, — отчитывался лаборант по своим записям.

Ефимов тем временем обрабатывал данные по солончакам:

— Здесь тоже прогресс заметный. Засоление снизилось в среднем на сорок процентов. А овцы на галофитных пастбищах дают молока на пятнадцать больше.

— И привесы у ягнят выше, — добавил подошедший Семен Кузьмич, который заинтересовался нашей работой. — Солянка и лебеда оказались очень питательными кормами.

Володя Семенов принес технические чертежи всех наших изобретений:

— Тут террасообразователь с каменодробилкой, дробилка для известняка, модульная рама. Все с расчетами прочности и производительности.

К концу недели у нас сложилась впечатляющая картина. Три года экспериментов дали богатый материал для серьезной научной публикации.

— Назовем статью «Комплексный подход к освоению неудобных земель в условиях Западной Сибири», — предложил я, записывая заголовок на чистом листе.

— А куда подавать будем? — спросил Кутузов.

— В журнал «Земледелие» Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук. Самое престижное издание в нашей области.

Написание статьи заняло почти неделю. Работали по вечерам, тщательно выверяя каждую цифру, каждый вывод. Я писал основной текст, Кутузов готовил таблицы с результатами анализов, Ефимов составлял схемы севооборотов, Володя чертил технические схемы.

— Слушайте, как звучит введение, — читал я вслух: — «В условиях интенсификации сельскохозяйственного производства особую актуальность приобретает проблема вовлечения в оборот земель, ранее считавшихся непригодными для использования…»

— Солидно, — одобрил Громов, заглянувший посмотреть на нашу работу. — Прямо как в настоящих научных журналах.

Самым сложным оказалось оформление библиографии. Пришлось перерыть всю районную библиотеку, найти ссылки на работы советских и зарубежных ученых по нашей тематике.

— Вот статья профессора Ковды о мелиорации солончаков, — говорил Кутузов, выписывая данные из толстого журнала. — А здесь американские исследования по фиторемедиации.

— Только осторожнее с зарубежными источниками, — предупредил я. — Не больше двадцати процентов от общего числа ссылок, иначе могут обвинить в преклонении перед Западом.

Готовую статью объемом в двадцать пять страниц машинописного текста мы отправили в Москву заказным письмом. К ней приложили фотографии экспериментальных участков, графики и диаграммы, отзыв руководства совхоза.

— Теперь ждать, — сказал Кутузов, опуская конверт в почтовый ящик. — Рецензирование займет месяца три-четыре.

— А если примут к печати, — мечтательно добавил Ефимов, — мы станем настоящими учеными. Со статьей во всесоюзном журнале.

— Главное, что мы систематизировали свой опыт, — подытожил я. — Теперь другие смогут воспользоваться нашими наработками.