Водная жила
Шрифт:
За окном стучал дождь по железной крыше, создавая унылую атмосферу. Нужно срочно что-то придумывать, иначе вся работа пойдет насмарку.
— Михаил Михайлович, — сказал я, вставая и начиная ходить по кабинету, — а что если попробовать коммерциализировать наши разработки?
— То есть? — не понял директор.
— У нас есть уникальные технологии, которые интересуют соседние хозяйства. Почему не организовать их платную передачу? В рамках социалистического хозрасчета, разумеется.
Громов задумчиво покрутил папиросу между пальцами:
—
— Во-первых, продажа бактериальных культур. Соседи уже интересовались, готовы платить. Во-вторых, производство органических удобрений из местного торфа. В-третьих, изготовление модульных рам для техники по нашим чертежам.
— Не обвинят ли нас в спекуляции?
— Не обвинят, если правильно оформить. Совхоз оказывает платные услуги другим социалистическим предприятиям по внедрению передового опыта. Это же поощряется партией и правительством.
Громов встал, подошел к окну, за которым виднелись промокшие от дождя постройки центральной усадьбы:
— Рискованно, но попробовать можно. Только все должно быть юридически чисто.
— Обязательно. Оформим как научно-производственную деятельность НИО совхоза. У нас же есть статус исследовательского подразделения.
К обеду дождь закончился, и я отправился в лабораторию к Кутузову. Нужно выяснить производственные возможности нашего микробиологического участка.
Лаборатория размещалась в кирпичном здании ветстанции, в просторной комнате с большими окнами на юг. Пахло химическими реактивами и дезинфекцией. На полках стояли склянки с питательными средами, гудели термостаты, поддерживая нужную температуру для культур.
— Петр Васильевич, — сказал я, входя в помещение, — какие у нас производственные мощности? Сколько культур можем производить для продажи?
Кутузов снял очки, протер стекла чистой салфеткой:
— Если работать на полную мощность, литров сто концентрата в месяц получится. Это примерно на двести гектаров обработки.
— А себестоимость?
— Электроэнергия, реактивы, зарплата… рублей пять за литр, — прикинул лаборант, листая записи в толстой тетради.
— А продавать можно по десять рублей. Наценка стопроцентная, но оправданная. У нас уникальная технология, проверенная эффективность.
Ефимов, который теперь полностью перешел на нашу сторону и стал ценным сотрудником, поднял голову от микроскопа:
— Виктор Алексеевич, а что если расширить производство? Поставить дополнительные термостаты, увеличить объемы?
— Хорошая идея, — согласился я. — Но нужны инвестиции. Пока начнем с того, что есть.
Следующим пунктом была разведка торфяных залежей. В трех километрах от совхозной усадьбы, за березовой рощей, лежало болото Моховое, обширная низина площадью гектаров в двести, заросшая камышом и осокой.
Мы с Володей Семеновым отправились туда на УАЗе, прихватив лопаты, бур и рулетку. Дорога шла лесной просекой, между стволами белых берез и осин с уже
— А здесь действительно торф? — поинтересовался Володя, выбираясь из машины у края болота.
— Должен быть, — ответил я, доставая топографическую карту в масштабе 1:25000. — По карте это типичное торфяное болото. Сейчас проверим.
Мы углубились в болото по деревянным мосткам, которые когда-то проложили охотники. Под ногами хлюпала черная жижа, пахнущая сероводородом и гниющей органикой. Комары висели тучами, несмотря на прохладную погоду.
— Попробуем вот здесь, — сказал я, выбрав относительно сухое место среди кочек.
Володя завинчивал в землю геологический бур, стальную спираль на длинной рукоятке. Инструмент легко входил в мягкий грунт, извлекая на поверхность черную массу с волокнистой структурой.
— Торф! — обрадованно воскликнул молодой инженер, рассматривая образец. — И качество неплохое, степень разложения процентов сорок.
Мы пробурили десять скважин в разных частях болота. Везде встречался торф толщиной от полуметра до двух метров. По предварительным подсчетам, запасы составляли тысяч пятьдесят кубометров, достаточно для масштабного производства удобрений.
— А как будем добывать? — спросил Володя, укладывая образцы в деревянный ящик с ячейками.
— Экскаватором, небольшими участками, — ответил я, записывая координаты скважин в полевой дневник. — Нарушенные места сразу рекультивируем, засеваем травами.
Вечером в конторе совхоза мы обсуждали бизнес-план новых направлений. За столом, покрытым зеленым сукном, разложили расчеты, схемы, образцы продукции.
— Торфяные удобрения имеют хороший спрос, — говорил я, показывая Громову кусок торфа из болота. — Особенно в подсобных хозяйствах предприятий, у садоводов-любителей.
— А как оформить продажу? — поинтересовался директор.
— Через потребительскую кооперацию. Заключаем договор с райпо на поставку органических удобрений для населения. Все по закону, через государственную торговлю.
Громов взял счеты, начал подсчитывать возможную прибыль:
— Бактериальные культуры — тысяча рублей в месяц чистой прибыли. Торфяные удобрения еще полторы тысячи. Итого две с половиной тысячи ежемесячно.
— За год тридцать тысяч, — подытожил я. — Как раз частично покроет сокращенное финансирование.
— А модульные рамы?
— Это отдельная статья. Каждая рама себестоимостью сто пятьдесят рублей, продаем за триста. Соседи готовы брать по пять-шесть штук в год.
На следующий день я поехал в район согласовывать юридические вопросы. Я понимал, что и в самом деле все надо оформить так, чтобы не возникло претензий со стороны контролирующих органов.
В кабинете Климова пахло табачным дымом и кожаными переплетами книг. Первый секретарь райкома сидел за массивным дубовым столом, изучая документы программы освоения неудобных земель.