Водный Мир

Бертанья Джулия

— На Восход. Я должен был его вести.

Мальчик торопливо поднимается вверх по холму, мимо небольшого садика, в котором растут чахлые яблони, к роще, темнеющей в верхней части острова. Мара спешит следом, но, как только они оказываются под сенью густых ветвей, замирает, пораженная величием древних деревьев.

— Они такие прекрасные, — шепчет она, вдыхая живительный аромат зелени и осторожно поглаживая прохладную, но живую колонну — древесный ствол.

Горбалса уже не видно, но всё еще слышно, и Мара идет на шуршание его пакетов. Потом она слышит, как он извиняется перед кем-то, а сделав

еще несколько шагов, видит, что он стоит, окруженный какими-то людьми. Очевидно, до прихода мальчика люди эти — числом около двадцати — сидели вокруг дымящегося, уже прогоревшего костерка, разложенного посреди маленькой полянки. Как и Горбалс, они одеты в обрывки пластиковых пакетов — все, кроме одной очень старой женщины, оставшейся сидеть у костра. Похоже, что ее одежда сплетена из мхов, листьев и трав.

— Да погодите же! — взывает Горбалс к собеседникам, которые уже начинают растворяться между деревьями. — Я всю ночь работал над солнечной поэмой! Я так углубился в поиски слов, что забыл о времени, а потом заснул на траве и проспал. Останьтесь и послушайте, ну пожалуйста! А потом, у меня для вас есть кое-что еще. Смотрите, что я нашел!

— Некогда, Горбалс, оставь это до Заката, — смеется симпатичная девушка с сонным младенцем, висящем в большом пакете у нее за спиной. В следующее мгновение девушка видит Мару и изумленно застывает на месте.

— Бессмысленно оставлять ее до Заката, — возражает Горбалс. — Это поэма для Восхода!

— Бессмысленно не это, мальчик, — сухо говорит старуха в наряде из трав. Она такая же иссохшая, как старая яблоня, и лицо у нее бледное как луна. — Бессмысленны твои опоздания. Нам нужен такой поэт, на которого можно положиться. Ты же вечно опаздываешь, опаздываешь, опаздываешь…

Тут и она замечает Мару, и тоже смотрит на нее удивленно, настороженно.

— Кто это?!

— Я больше не буду опаздывать, — суетливо бормочет Горбалс. — Обещаю. Просто, когда я ухожу в слова, я забываю обо всем на свете. И где я, и…

— Кто? Этот? Человек? — сурово вопрошает старуха. Её немигающий взгляд пугает Мару.

Остальные люди, громко шурша пакетами, возвращаются на поляну.

— Да, я нашёл человека! — восклицает Горбалс. — И это другая причина, по которой я опоздал.

Шуршащие люди окружают Мару. У них, как и у Горбалса, большие круглые глаза и мертвенно-бледные лица.

Они напряженно замирают вокруг, окутанные полумраком и похожие на духов Нижнего Мира.

— Это Мара Горькая, — сообщает Горбалс. — И это не место. И она не из небесных жителей. Я так и не понял, откуда она…

— Мара Бэлл, — поправляет его Мара.

— Бэлл? — удивленно переспрашивает старуха.

Девушка с младенцем подходит поближе, чтобы рассмотреть Марину куртку. В полумраке ее глаза, аккуратные темно-русые косы и даже кожа кажутся зеленоватыми, под стать траве и листьям.

Она робко дотрагивается до рукава куртки.

— Она такая нежная и мягкая, как пух, и блестит как лунный свет. — В круглых глазах девушки вспыхивает жгучее любопытство. — Из чего она сделана?

— Кажется, из нейлона, — говорит Мара. Ее куртка, да и все остальные вещички тоже — старые, потрепанные, ношеные-переношеные. Все они были изготовлены задолго

до того, как изменился мир.

— Нейлон? — девушка морщит лоб.

Мара пытается вспомнить, что Тэйн рассказывал ей о материалах погибшего мира.

— Это материал, который люди изготавливали давным-давно, так же, как и вашу пластиковую одежду.

Девушка трогает свой пакетный наряд, который, в отличии от лохмотьев Гор6алса, аккуратно облегает её ладную фигурку.

— Мы находим одежду на деревьях, среди развалин и в воде, — говорит она. — В ней хорошо, когда идёт дождь, но плохо в жару. А где ты нашла это?

— В шкафу у себя дома, — улыбается Мара. — Это бабушкина куртка. Она очень старая.

— Я же объясняла тебе, Бруми-ло [4] , — скрипит старуха в одежде из трав. — Я ведь рассказывала тебе и про нейлон, и про пластик, и про все остальные искусственные мерзости. Но ты не слушаешь меня, не слушаешь глупую старуху, которая, по-твоему, ничего не смыслит в окружающем мире. А я говорю, что надо пользоваться натуральными дарами Земли.

Старуха одаривает ее недовольным взглядом, и Бруми-ло заливается краской.

4

Брумило (Broomielaw) — один из районов Глазго.

— Но… но все вокруг — это дары Земли, — настаивает она, не отрывая глаз от Мары и ее одежды. — Ведь все эти вещи берутся не из пустоты.

Старуха сердито фыркает и продолжает сосредоточенно рассматривать Мару. Неожиданно, встретившись с девочкой взглядом, она громко ахает.

— Да хватит тебе, Бруми-ло, — говорит Горбалс. — Мара не такая, как мы. Она странная.

— Я не странная! — возмущается Мара.

— Для нас странная, — улыбается Горбалс. — Даже очень. Мы никогда ничего подобного не видали. — Он касается ее носа. — Коричневое лицо с рыжими пятнышками на носу.

— Пятнышками? — Мара ощупывает свой нос, но ничего не чувствует. — Это ты про веснушки?

Бледнолицые люди разражаются смехом. «Веснушки, веснушки!» — повторяют они на разные лады.

— А что такое веснушки? — со смехом спрашивает Горбалс. — Веснушки, веснушки… Какое тёплое, весёлое слово.

— Они появляются от солнца. — Неожиданно Мара понимает, почему у этих людей такие совиные глаза и бледные лица. Им попросту не хватает солнечного света. — Веснушки — это маленькие солнечные пятнышки.

Люди взволнованно переговариваются, шуршат пакетами. Старуха поднимается со своего места у костра.

— Так ты из внешнего мира? — резко спрашивает она. — Из солнечного мира?

Мара кивает.

— С острова на севере отсюда.

— С острова за пределами стены?! — Старуха вся дрожит.

— Да. С острова под названием Винг, в Атлантическом океане.

Все громко ахают.

— Мы думали, что в мире не осталось таких мест, кроме нашего, — объясняет Горбалс, бросая взгляд на городскую стену. — Раньше, давным-давно, наши люди пытались пробраться за пределы большой стены, чтобы посмотреть, что там. Некоторых схватили небесные жители, ну а те, кто выбрался — те уже не вернулись.