Водопад грез
Шрифт:
Я потер шею, чувствуя себя, так, словно внезапно прекратил свое существование хотя бы в качестве полукровки с поврежденным мозгом, словно я снова был просто пешкой в руках человечества. Я подумал: неужели все, что он только что говорил мне, было так же тщательно просчитано? Я не хотел верить этому, но никак не мог найти доказательств обратного. Его настроение добило меня. Я помнил его слова — эмоции могут, как болезнь, передаваться другому. У меня должен быть иммунитет к ним, если таковой вообще существует. Настроение оказалось моим собственным, и вряд ли оно улучшится после того, как
Я взглянул на Бабушку. Она делала из дыма спирали и заплетала их в косы, словно Хэньен и я уже покинули комнату. Я подумал, была ли это молитва и о чем тогда молилась она, и откуда она ожидает ответа?
Хэньен тоже взглянул на Бабушку, словно она что-то сказала ему. Это наверняка так и было, но я не мог ее услышать. Струйка дыма дернулась, освободившись, и Бабушка не стала удерживать ее.
Хэньен поднялся, поклонился Бабушке, а затем и мне.
— Я должен идти. Меня ждет долгий обратный путь в город. Я надеюсь, что твое пребывание в нашем мире окажется… продуктивным.
Я смотрел ему вслед, думая, почему он уходит, и внезапно почувствовал себя таким далеким от происходящего здесь, как это было на собрании Совета. Я перевел взгляд на Бабушку. Что она сказала ему? Возможно, его уход, по большому счету, не значил ничего, может быть, я просто не до конца понял, как все происходит тут, на этой стороне реки.
Кто-то вошел в комнату. Я обернулся, ожидая снова увидеть Хэньена. Но это был Воуно.
Воуно поклонился Бабушке, пробормотал: «Намастэ», и посмотрел на меня.
— Ты готов?
Я поднялся. Мне в голову пришла мысль, что уход Хэньена как-то связан с прибытием Воуно. Я посмотрел на Бабушку, но она лишь слегка наклонила голову и произнесла: «Намастэ, Биан».
— Намастэ, ойазин, — сказал я, чувствуя себя потерянным в пространстве, подвешенным где-то между радостью и неудовлетворением. Следуя за Воуно, я оглянулся и увидел лица полудюжины ребятишек, таращившихся на нас из дверей. Мне снова стало интересно, сколько гидранов живет здесь, сколько их слушало то, о чем говорилось в комнате. Подслушивать могло полсотни, и я никогда об этом не узнаю. Когда я осознал это, у меня по коже поползли мурашки, я снова почувствовал себя человеком.
Возможно, у Воуно были те же ощущения. Мы погрузились во флайер и поднялись в ночь, когда я услышал от него первые слова. Но и тогда это был лишь вопрос: «Отвезти тебя в отель?» И ничего о том, что я думаю о Бабушке или об ужине… и узнал ли я что-нибудь. Не удерживало ли его от подобных вопросов выражение моего лица по пути к флайеру? Не сожалел ли он о том, что предложил мне эту поездку?
Я не мог ни в чем его разуверить, поскольку сам не определился в отношении ко всему происшедшему. Я направил свои мысли на другую сторону реки, вспомнив, чему я нынче принадлежу. Мой рот скривился, когда я представил Эзру, кровь на его физиономии, выражение лица Киссиндры и чем это может обернуться, когда я достигну отеля.
— У меня есть выбор?
Воуно покачал головой:
— На самом деле нет. Слишком поздно.
Я взглянул на браслет, удивившись, как много времени пролетело.
— Что ты собираешься делать?
— Ложиться спать, — сказал он. — Мне осталось на сон
— Как там Эзра?
— Ты сломал ему нос. Я отвез его в больницу.
— Черт… — Я вытянулся на сиденье, откинув голову.
— Он сам нарвался на это.
— Она это видит в ином свете — Я вспомнил выражение лица Киссиндры, Воуно молчал. — Как она выглядит? — спросил я наконец.
— Довольно неумолимо.
Я вперил взгляд в ночь, на Тау Ривертон под нами, наполненный темнотой, тянущий меня вниз, к огням, приказам и возмездию.
Глава 9
Воуно высадил меня у отеля. Я смотрел, как флайер поднимается в небо, пока совсем не потерял его из виду в потоке искусственного света. Фонарь, к которому я прислонился, спросил меня, не нужно ли мне что-нибудь. Я вошел в отель. Киссиндра сидела в фойе все еще в куртке и шапке. Я остановился, увидев ее.
— Ты сломал ему нос, — сказала она.
— Знаю. — Я отвел взгляд, чтобы не видеть, как меняется выражение ее глаз. — Извини.
Но тут не за что было извиняться. И она знала это. Я стоял, словно ожидая удара.
Она кивнула головой в сторону бара и закусочной отеля:
— Пойдем поговорим. Там.
Я знал, что она не голодна. Она просто хотела оказаться на нейтральной территории.
Зал был почти пуст. Ривертон не был любимым местом отдыха туристов, а местные боялись нарваться на патруль в комендантский час. Мы выбрали темный уголок за фальшиво-прочной загородкой. Стены источали музыку, ласковую и протяжную, такую, от которой у тебя замирает сердце и ты ненавидишь себя за это. Я уставился на стену справа от себя, пытаясь угадать, не притрагиваясь к ней, действительно ли она деревянная или же это просто подделка высокого качества. Возможно, это ничего не значило. Возможно, ничто не значило ничего. Я сунул камфору в рот, и заказал на панели напиток. Через минуту, отвечая на мой запрос, напиток появился из стены.
— Ты злоупотребляешь лекарствами, — заметила Киссиндра.
Я взглянул на нее, не понимая, что она хочет этим сказать.
— Я могу употреблять их, — ответил я. — Это не влияет на мою работу.
— Ты чувствуешь в них потребность?
— Кто сказал, что я чувствую в них потребность? — Я вынул таблетку изо рта и посмотрел на нее, поднял напиток и выпил его до дна: он казался слабым. И положил камфору обратно в рот. Было только одно лекарство, которое могло мне дать то, чего я действительно хотел, — наркотик, способный вернуть мне дар. Но каждое использование его будет подобно прогулке на сломанных ногах. Ее глаза не отрывались от меня. Я нахмурился и снова отвел глаза. — Я люблю это. Как и ты.
Она стянула шапку, взъерошив волосы, и расстегнула куртку. Она тоже заказала напиток. Когда он появился, она долго сидела, разглядывая его. Наконец выпила, морщась, одним глотком.
— Нет, я не люблю. Но я зла, очень зла. — Таким уж злым ее голос не звучал, он был усталым. Она пыталась не встречаться со мной взглядом. — Ты мог убить его.
— Нет, не мог, — ответил я. — Я знал, что делаю, даже если он ничего не соображал.
Она подняла голову:
— Ты знал, что сломаешь ему нос?