Водоворот
Шрифт:
– А потом он стал ее частью. Когда я увидела вас в первый раз, мне показалось… что вы прибыли ему на смену.
– К сожалению, – едко ответил Ковалев, – я не вижу реку насквозь, не знаю ее и не понимаю. И прибыл я сюда лечить дочь, а не бороться с темными силами.
– Темных сил как таковых не существует. И вообще: спор христиан и атеистов бесплоден, его невозможно разрешить, потому атеистов христиане не боятся, позиция верующего для неверующего неуязвима. Они боятся таких, как я, гораздо больше. Тех, кто знает, что
– Если они вас так боятся, почему же вы не возражаете Зое? Почему не высказываете вслух свою точку зрения? Ведь уволить вас нельзя.
– Зоя и без моих высказываний знает, кто я. И мое мнение знает. Но мне жить здесь, и я не хочу прослыть воровкой или извращенкой. Между нами что-то вроде холодной войны: у меня есть оружие против нее, а у нее – против меня, но применять его для обеих опасно. У вас против нее оружия нет, ваша позиция атеиста невыигрышна, и зависите вы от Зои, и оружие против вас она уже нашла и применила.
Аня радостно хрустела льдом на лужах, топая по ним резиновыми сапожками.
– Пап, а почему на лужах лед, а на речке – нет?
– Лужи маленькие, а речка большая. И течение там сильное.
– А на ней никогда льда нет?
– Не знаю. Наверное, зимой есть.
– Снег пойдет и ее заморозит?
– Нет, снег в воде тает.
– А почему?
– Потому что вода теплей снега.
– А почему теплей?
– Потому она и вода. Была бы холодней – это была бы не вода, а лед. На льду снег не тает.
– А почему не тает?
Влада терпеливо отвечала на бесконечные «почему», никогда не раздражалась… Раньше Ковалев этого не замечал. Для него само собой разумелось, что жена читает Ане книжки, разучивает с ней песни и стихи, водит на детские спектакли и покупает развивающие игрушки. Его тоже водили в музеи и театры и приобщали к чтению. Ковалев никак не мог понять, почему думает о жене с чувством вины…
– А нам сегодня в тихий час читали сказку о царе Салтане, только до половины. А потом я ее девочкам досказала, – похвасталась Аня на подходе к мосту. – И всем понравилось.
– Ты молодец, – рассеянно кивнул Ковалев.
– А еще мне в тихий час приснился дяденька, который с Павликом разговаривал.
Потому что Инна притягивала его так же, как река. Верней, словно она и была рекой… Ему хотелось совершить что-нибудь отчаянно-безрассудное, доказать что-то, победить… Не Инну – реку, например. Или Зою Романовну. Когда в своих рассуждениях он дошел до слова «блеснуть», его затошнило и он бросил думать об этом.
– И что же тебе приснилось? – натянуто спросил Ковалев.
– Да так… – Аня махнула рукой, подражая Владе. – Просто приснился. Как он меня на лодочке катал. А ты можешь меня на лодке покатать?
– Где же я возьму лодку?
– А вон сколько их стоит… – Она
– Это чужие лодки.
– А ты заплати денег и отдай паспорт. Мы с мамой так всегда делаем в ЦПКО.
Мысль покататься на лодке почему-то обдала Ковалева жаром.
Найти хозяина лодки оказалось нетрудно – пьяненький мужичок в годах, фигурой напоминавший остов огородного пугала, радостно протянул Ковалеву костистую ладонь:
– Будем знакомы! Коля!
Вообще-то он годился Ковалеву в отцы, чтобы зваться просто Колей…
– А ты, я знаю, племянник Нади Захаровой?
– Внучатый.
– Это Наташкин сын, что ли? – прищурился новый знакомый.
– Ну да…
– Я Наташку хорошо знал, она тут каждое лето отдыхала. Ну там дискотеки, танцы-шманцы, мотоциклы… У меня компания постарше была, но ведь соседи… А это доча?
– Ну да…
– Внучка, значит, Наташкина… Вот как годы-то бегут!
Денег Коля по-соседски не попросил, но намекнул на скуку и желание выпить в хорошей компании. Перспектива провести вечер в его обществе привела Ковалева в уныние, но от лодки он не отказался.
Минут двадцать Ковалев греб против течения, а Аня пела ему песни – слух и голос она унаследовала от Влады, Ковалеву же медведь на ухо наступил. К счастью – иначе вместо бассейна бабушка отдала бы его в музыкальную школу.
Особенно его умиляла песенка про папу, где тот может плавать брассом и рубить дрова. Ее Аня выучила ко дню рождения Ковалева, и он при первом же исполнении еле сдержался, чтобы не расхохотаться. Влада толкала его локтем в бок, а вечером в спальне ворчала что-то про невинное представление ребенка о различии полов.
– Вот и гребсти ты как мама не умеешь… – грустно заметила Аня, допев песню.
– Да ну? – усмехнулся Ковалев.
– Мама легонько веслами махает, а плывем мы быстро-быстро.
– Потому что сейчас мы идем против течения. На обратном пути посмотришь, может мама так или нет.
– Да пап, ты не обижайся. Ты тоже хороший. Мама вот не может же меня через мост перенести. А мама когда приедет?
Ковалев хотел сказать «послезавтра», но сообразил, что с Аней Влада сможет встретиться только в субботу.
– Через два дня и три ночи.
– Ох как нескоро… – вздохнула Аня. – Мне девочки сказали, что в Бога обязательно надо поверить. А то ночью за мной придет Бледная дева и утащит меня в реку – она только некрещеных детей забирает.
– Девочки тебе ерунду сказали.
– Вовсе и нет. Я ее сама видела, в окне. Она положила руку на стекло – и там мокро после нее осталось.
– Ань, у вас спальня на втором этаже.
– Ну да. Она через окно не смогла зайти, и мы потом слышали шаги на лестнице. Но у нас есть одна девочка, Анжелика, она самая смелая, она подбежала к двери и на швабру ее закрыла. И тут дверь с той стороны каааак дернут!