Водоворот
Шрифт:
За завтраком во время чтения молитвы Селиванов демонстративно глотал манную кашу, и Аня вовсю старалась за ним поспеть. Ковалев подумал и к ним присоединился – пусть лучше это выглядит невежливо, но нельзя не поддержать Селиванова и его протест, из каких бы хулиганских побуждений он ни шел.
Зоя Романовна смотрела на Селиванова как будто бы равнодушно, но Ковалев почему-то выражению ее лица не верил.
А та, садясь за стол, поглядела на Ковалева в упор и сказала:
– Вы дурно воспитаны, молодой
Он не стал возражать, хотя и углядел в этом камушек в огород бабушки и деда, которые много сил и времени потратили на его хорошие манеры.
Зоя Романовна придвинула к себе тарелку и, не дождавшись возражений, продолжила:
– В любом другом месте это ваше личное дело, но здесь на вас смотрят дети. Будьте добры в следующий раз приступать к еде вместе со всеми.
Вспомнить разницу между принуждением и добровольным подчинением оказалось нетрудно, но Ковалеву пришлось убеждать себя в том, что ему скоро тридцать лет, а не десять, что он майор ВВС, а не нашкодивший пацан, и что подчиниться – это подставить под удар Селиванова.
– Я не дам вам повода давить на мальчика, который научил мою дочь есть молочный суп и манную кашу. – Ковалев кашлянул.
Зоя Романовна на секунду опешила от его ответа, рука с ложкой замерла на полпути ко рту – она явно не привыкла к неповиновению. Выдержать ее взгляд было нелегко.
– Не забывайте: вам сделали одолжение, разрешив находиться на территории детского учреждения, – быстро и тихо сказала она.
За стол, оглядываясь на детей, уселась Тамара Юрьевна.
– Зоя Романовна, сегодня утром в спальне младшей группы нянечка застала Селиванова… – сказала она с нескрываемым торжеством.
Ковалев едва не поперхнулся, а воспитательница продолжала:
– Он там ночевал, потому что якобы его брату было страшно ночью. Но другие мальчики признались, что вечером он рассказывал маленьким страшные истории! Ничего удивительного, что ночами им плохо спится!
Ковалев выдохнул: он не сразу сообразил, что у младшей группы две спальни. А Зоя Романовна не удивилась.
– Я поговорю с обоими.
Девушка-психолог опустила ложку и посмотрела на Зою Романовну:
– Вам не кажется, что ночные страхи детей в компетенции штатного психолога?
Надо же, Ковалев опять забыл узнать ее имя!
– Нет, не кажется, – ответила та. – Занимайтесь адаптационными и развивающими программами, этого достаточно.
– Я так и поступлю, – с деланной улыбкой и нарочито официально ответила девушка. – Но замечу, что последние исследования в этой области говорят о благотворном влиянии страшных историй на душевное состояние детей: освобождают от ежедневного стресса, снимают напряжение.
– Прекрасно, – кивнула Зоя. – Но не забывайте, что всякая история должна соответствовать возрасту ребенка. То, что пятнадцатилетнему оболтусу кажется забавным, для дошкольника станет непреодолимым ужасом. Не стоит доверять Селиванову освобождение детей младшей группы от стрессов.
– Девочкам
Зоя ничего не ответила, лишь подарила девушке многозначительный взгляд, говоривший, что разговор был окончен еще на адаптационных программах.
Однако Тамара Юрьевна не унималась:
– Селиванов нарочно запугивает младшего братишку, а потом заявляет, что тому страшно по ночам!
– Тамара Юрьевна, вы же педагог. – Девушка-психолог изобразила на лице презрительную гримаску. – Витя Селиванов остро нуждается в доказательствах того, что он кому-то нужен, и роль защитника младшего брата – не самый худший способ, который он мог для этого избрать.
И снова, как накануне, после завтрака девушка-психолог осталась за столом.
– А здорово вы с Зоей… – с блуждающей улыбкой в пространство сказала она. – С тех пор как Надежда Андреевна умерла, вы первый…
– Первый что? – переспросил Ковалев, чтобы не оставлять недоговоренности.
– Ну… смогли ее осадить. Больше никто не может.
– Даже главврач? – удивился Ковалев.
– А ей-то зачем? Они же подружки. Батюшка, который здесь служит молебны, – брат Татьяны. Он на Зое жениться собирался, но она попадьей стать не захотела. – Девушка усмехнулась, если этот медленный и легкий изгиб губ можно было назвать усмешкой. – И пришлось ему податься в чернецы.
Вот как… Главврач – сестра священника… Неудивительно, что здесь разводят монастырские порядки.
– Скажите, – решился спросить Ковалев, – а Надежда Андреевна тоже была верующей?
– Да что вы… – Девушка мягко и плавно махнула рукой. – При Надежде Андреевне тут такого не было, она бы не позволила. А потом и началось: молельная комната, батюшка по четвергам… Знаете, вы на нее похожи чем-то. Она тоже всегда ломала Зоины манипуляции в корне. Я хоть и психолог, и то не всегда вижу, как Зоя это делает. Зоя из тех, кто ведает, – слово «ведьма» происходит от слова «ведать».
– Мне показалось или она все же христианка?
– Да, христианка. Более всего меня поражает именно это: ведать – и все равно служить этому злому, ревнивому богу… Не сомневаюсь, что она, в отличие от большинства духовных пастырей, в самом деле знает, чего хочет ее бог. Она слышит его, и он ее слышит, понимаете?
– Нет, не понимаю.
– Вы что, действительно совсем-совсем атеист? – Девушка наклонила голову набок и посмотрела на Ковалева снисходительно, с легкой улыбкой.
– А вы?
– А я? А я вижу и знаю, что происходит. Обратите внимание: я не верю, а вижу и знаю. Здесь жил еще один человек, который видел и знал, но теперь он… Кстати, вы и его напоминаете, вот я и подумала, что вы тоже можете видеть.