Воды любви (сборник)
Шрифт:
Сел, хлопнул в ладоши. Погас свет. Лоринков протянул руки небу, не видному через брезент шатра, и в углу появились скрижали. На камне загорелись буквы.
«… мэр Кишинева полюбил… полюбил впервые… хоть он уже и был помолвлен… а полюбил он настоящую крысу…»
* * *
В июле прибыла большая партия девушек в юбках ниже колена и больших пуховых шалях. Девушки кутались в шали, и гнули шеи.
– Хватит пить, – сказал зазывала.
– Прибыла партия девушек, – сказал он.
– Хорошо, – сказал Лоринков.
– Я люблю девушек, – сказал он, и потрогал ширинку.
– Тьфу, – сказал зазывала.
– Женился бы, как все приличные люди, – сказал он.
– Я и женился, – сказал Лоринков.
– Просто у меня приапизм, – сказал он
– Анекдот про приапизм знаешь, – сказал зазывала.
– Нет, – сказал с интересом Лоринков.
– Расскажи, – сказал он.
– Ладно, – сказал зазывала.
– Отработаешь номер, расскажу, – сказал он.
Лоринков выпил, протянул бутылку зазывале, и пошел на сцену.
– Маэстро макабрической балканской мультикультурности! – воскликнул зазывала.
– Аплодисменты! – воскликнул он.
Девушки вяло и жеманно похлопали. Глядели они со смесью брезгливости, любопытства, жалости и восхищения. Обмахивались веерами примерно так же. Сучки блядь, подумал Лоринков.
– Итак, – сказал Лоринков.
– Девицы, незамужние, на вид литературные критики, – сказал он.
– Романтика, – поставил он диагноз.
Встряхнул руками, и явил скрижали. Запрыгали огненные буквы.
«… я был влюблен в девушку на фотографии с самого детства… молодая, крепкая, красивая, она сидела на берегу моря и дельфины плескались у ее ног…»
В зале послышался шум. Лоринков не поверил своим ушам. Оглянулся. Девицы болтали.
– Что за, – сказал Лоринков.
– Странно, – сказал зазывала.
Лоринков зажмурился, после чего буквы стерлись, и на скрижалях появилась другая фраза.
«глядя на морщинку у ее глаз, я с любовью думал, что…»
Шум усилился.
Лоринков оглянулся и увидел, что девушки болтают.
– Хм, – сказал Лоринков.
– Ты кого мне привел, – сказал он зазывале.
– Это Литинститут, – сказал зазывала виновато.
– Им по разнарядке весь зал выкупили, – сказал он.
–
Покачал головой. Стер надпись. Явил другую.
«…. в белом плаще с кровавым подбоем прокуратор Иудеи Понтий Пилат…»
Зал замолк.
«… любовь пришла к Мастеру как убийца, как удар ножом в спину».
– Аа-а-ах, – раздался в зале первый восторженный крик.
Лоринков писал.
«… Маргарита неслась обнаженной, с радостным вопл…»
– – О-о-о-о, – раздался дружный стон из зала.
Лоринков оглянулся. Девушки, сняв трусики, крутили их на пальцах, и ожесточенно терли себя между ног. Они кончали.
– Это же вроде не твоё, – сказал зазывала, глядя на буквы.
– Тут особый случай, – сказал Лоринков.
– Сучкам в шалях только Булгакова подавай, – сказал он.
– Поддам-ка я жару, – сказал он.
На камне появилась новая надпись:
«… никогда и ничего ни у кого не просите…»
В зале случился коллективный оргазм.
* * *
В воскресенье зал заказали ради эксклюзивного гостя.
Так что доктору Лоринкову пришлось побриться и вымыть голову. Это оказалось удивительно легко. Тем более, что на ней давно уже ничего, кроме усов, не росло… Так Лоринков и вошел в зал, сверкая лысой и чистой головой. В зале сидел всего один человек. Маленький седенький старичок с невероятно прямой спиной и мудрыми глазами собачки-бассета.
Лоринков даже распрямился, глядя на гостя.
– Маэстро макабрического сте… – начал зазывала.
– Ой я вас умоляю, – сказал гость.
– Что вы мне бросаете эти фразы за понты, – сказал он.
– Я человек с репутацией, – сказал он.
– Меня зовут сам Мордехай Семенович Обстольц, – сказал он.
– Вот это ИМЯ, – сказал он.
– Я известен на весь мир, – сказал он.
– В МССР руководил трестом «Главмавстроборхуерпомидорстрой», – сказал он.
– В 1978 году я был разгромлен КГБ как диссидент, – сказал он.
– А вовсе не за те триста тонн цемента шоб им провалиться, – сказал он.
– Конечно, дело имело окраску борьбы с космополитами, – сказал он.
– Я был вынужден покинуть страну, и поселиться в США, где и имею свой бизнес, но за культурными событиями на родине слежу, – сказал он.
– Пишу взвешенные комментарии в живом журнале поэта Херсонского, – сказал он.