Военкор
Шрифт:
Времени на съёмки из кабины больше нет. Я убрал камеру, как раз когда вертолёт доворачивал носом в торец полосы с нанесёнными на ней цифрами. Впереди нас ещё три вертолёта, которые уже подходят к бетонке взлётно-посадочной полосы. Я вернулся в грузовую кабину и приготовился к высадке.
Лица всех ребят серьёзные. Сирийцы молятся, а мои соотечественники спокойно сидят на своих местах. Вертолёт задрожал, переходя с косой на осевую обдувку.
— Готов, Лёха? От меня не отставать, — сказал Сева.
Вертолёт
Из кабины экипажа выскочил бортовой техник и открыл сдвижную дверь.
Началась высадка.
Ми-8 тряхнуло, и я сразу спрыгнул с борта. Под ногами оказался горячий бетон. Повсюду слышались короткие крики из смеси русского и арабского, щелчки затворов. Боковым зрением я видел, как кто-то из сирийского коммандос споткнулся и упал.
Мы залегли у края взлётной полосы, вжимаясь в траву. Мозги плавились, ощущение было такое, будто попал в ад и лежишь на сковородке. Только раскалённого масла не хватало и — точно ад.
Я вытащил из рюкзака видеокамеру, готовясь к съёмке. Адреналин зашкаливал, сердце гулко стучало в груди.
Вертушки кружили в небе над аэродромом настолько низко, что почти касались винтами крон деревьев. Столпы дыма поднимались от подбитой военной техники, и ветром разносились по аэродрому. Столкновение здесь было серьёзным. Израиль пёр вперёд, но и Сирия не собиралась так просто сдаваться. А при поддержке советского спецназа, так тем более.
Где-то звонко рвануло, и ещё один столп чёрного дыма устремился в небо. Меня обдало волной жара.
— Точно ад, блин, — шепнул радист-сириец, прижав к себе радиостанцию.
Приподнимаю камеру и смотрю в объектив. Пытаюсь поймать резкость, видя через объектив, как бегут люди, падая и поднимаясь.
Пот заливает глаза, а кончики травы щекочут ноздри.
Снова пронзительный визг ПЗРК. Вижу, как ракета уходит по цели. Вертолёт, высадивший нас, смещается в сторону, дёргается и отстреливает ловушки. Пылающие «шары» сыпятся сплошной стеной. В Москве точно будут довольны таким материалом.
Как всё это уже знакомо! В прошлой жизни я тоже участвовал в высадках и штурмах, имел не один десяток операция за спиной.
— Карелин! Ты пишешь? Жара пошла, а?! — крикнул сбоку Сева.
— Пишу, — отвечаю автоматически, пальцы не отпускают камеру.
Ещё из одного Ми-8 вдалеке выпрыгивают спецназовцы.
Несколько вертушек отстреливают боекомплекты, прикрывая высадку с воздуха. Ми-8 садятся один за другим.
Тут по ближайшему зданию один из вертолётов выпустил ракету. Потом ещё один зашёл и отработал туда же.
Я успел заснять, как управляемая ракета с Ми-24 вышла из направляющей и точно поразила позицию противника в небольшом здании. Когда пыль осела,
Камни летят по бетону. Камера пишет, запоминая героизм наших и сирийских ребят. За спиной один за одним улетают вертолёты, оставляя нас один на один с противником.
Сева коротко тычет мне в плечо.
— Двигаемся!
Начинаем подниматься и двигаться к зданию рядом с диспетчерской вышкой.
Впереди несколько ангаров, бетонная стена, обгоревшая машина у въезда. Сразу за ней и КДП — наша ключевая цель.
Высокая, одинокая, с простреленным «аквариумом» наверху. Если взять её, то мы заберём «глаза» аэродрома и лишим противника преимущества господствующей высоты.
Короткими перебежками бежим к вышке. Вижу, как Гиря, Гриф, сириец-радист, и двое арабов из местного командос держат дистанцию. Если прилетит, то положит не всех разом.
Откуда-то отдалено слышу хлопки — это бьют, но не по нам, а по ребятам из другой группы.
Рация шипит.
— … с верхнего этажа диспетчерской работает пулемёт, не пускает…
— Понял, — принимает Гиря информацию.
Замираем за отбойником, до которого добираемся через перестрелку с обороняющимися.
Отсюда вижу диспетчерскую.
— Держу, — говорит Гиря, и Гриф выходит вперёд.
Идём между стеной и трубой к диспетчерской вышке. Металл горячий, я касаюсь и отдёргиваю руку, стискивая зубы. На трубе впору жарить шашлыки.
Камеру пока опустил. Могу замешкаться и подставить ребят из своей группы. Съёмка важна, но куда важнее не становиться обузой для ребят, надо наоборот им помогать.
Гиря делает жест — стоп. Мы замираем. Он осматривается, потом указывает идти вдоль стены и забора.
Сева прикрывает, его глаза в перекрестье прицела.
Грохот вдалеке. Следом гремит вторая вспышка. Стена содрогается от эха. Пыль оседает на нас.
Мы приближаемся к вышке.
Гиря вёл группу короткими знаками, продолжая докладывать о нашем продвижении.
— Гиря — Песку, «глаза» вижу. Планирую заходить, — доложил он по рации.
Я вновь включил камеру.
Из-за края стены уже показалась лестница к боковому входу. И тут началось!
— Контакт! — крикнул Гиря, успев спрятаться за угол.
Сверху ударил пулемёт. Очередь прошла чуть выше, куски бетона выбило из стены. Мы мгновенно вжались в землю, как по команде. Ещё одна очередь прошла по диагонали, цепляя балку.
Я выглянул через край. Хватило одного взгляда. Работали неармейские. У израильских военных форма уставная и однообразная.
Да и броня другого фасона. Явно не ЦАХАЛ, но обучены так, что последние позавидуют.
— Это не израильтяне. «Блэк Рок», — коротко сказал Сева. — Их не перепутаешь.