Военная агентурная разведка. История вне идеологии и политики
Шрифт:
ОМС оказал большую помощь советским разведслужбам, вовлекая в секретную разведывательную работу иностранных коммунистов и тех, кто им сочувствовал, поскольку они скорее были готовы откликнуться на призыв о помощи, который исходил от Коммунистического интернационала, чем пойти на прямой контакт с советской разведкой. Многие лучшие иностранные агенты ОГПУ-НКВД и Разведупра 30-х гг. были уверены, что работают на Коминтерн.
ОМС также положил начало созданию так называемых «передовых организаций», состоящих из коммуникабельных людей, которые выполняли функции вербовщиков. Эти структуры содержались за счет средств Отдела международных связей.
В то же время обе ветви советской разведки при поиске своих источников не ограничивались «идеологическим потенциалом». Ею широко использовались также методы игры на человеческих слабостях и материальной заинтересованности.
Дешевой разведки не бывает. Она любому государству обходится дорого. Советская военная и политическая разведка —
Обе ветви разведки в межвоенный период работали на равных: имели практически одинаковую численность центрального аппарата, их легальные и нелегальные резидентуры действовали в одних и тех же странах, располагали примерно равным количеством резидентов и агентуры. Разведка покупала информацию, с ней сотрудничало много людей, работающих на Советский Союз «на материальной основе» не за советские рубли. Часть агентов рисковала жизнью не за деньги, а по идейным соображениям. Только это скорее исключение из правил. В то же время «идейность» также требовала определенной материально-денежной подпитки. За ценные информацию и документы, как и за риск, связанный с их добыванием, приходилось платить. И платить щедро, не жадничая. Соответственно обе разведки, а также Коминтерн тратили примерно одинаковое количество валюты. Случались и исключения. В какой-то год одна из спецслужб могла потратить валюты несколько больше, чем другая. Но если просчитать все валютные расходы, связанные с разведкой (Разведуправление Штаба РККА, ОГПУ, Коминтерн) за весь период их существования, суммы получились бы примерно одинаковые.
Валютные ассигнования на шпионаж утверждались на заседаниях политбюро ЦК ВКП(б), которое в кулуарах называли словом «инстанция». По каждому ведомству разведывательной триады создавалась комиссия, которая решала, сколько денег выделить на нужды той или иной разведки. Ее оппонентом был Наркомат финансов, как правило препятствующий слишком большим ассигнованиям и доказывающий необходимость экономии валютных средств. Согласованные с Наркоматом финансов предложения комиссии обсуждались на политбюро, постановления фиксировались в протоколах с грифом «Совершенно секретно. Особая папка». Решающее слово в отношении валютного финансирования на заседаниях имел генсек. Выписки из протоколов рассылались руководителям ведомств. Нарком обороны и его первые замы в Наркомате по военным и морским делам, курировавшие повседневную деятельность военной разведки, а также руководители ОГПУ отлично знали, сколько валюты им поступает. Как правило, каждый руководитель разведывательного ведомства постоянно вел борьбу с финансистами, требуя нужные деньги, убеждая их в правильности запросов, строчил соответствующие бумаги. Тем не менее даже при скудных ассигнованиях часть денег бессовестно расхищалась и тратилась на удовлетворение личных нужд «верхов». Чтобы убедиться в этом и представить себе масштабы хищений, достаточно ознакомиться с описями личного имущества таких деятелей, как Ягода, Ежов.
В конце каждого года у руководителей разведывательного сообщества начинались большие финансовые хлопоты. Суммы в устойчивой валюте (а таковой с середины 1920-х гг. считались английский фунт и американский доллар) на нужды агентурной разведки тратились по тем временам огромные. И каждый раз в конце года нужно было доказывать необходимость увеличения сметы, писать рапорты и доклады вышестоящему начальству.
С падением у агентуры веры в «мировую революцию» и уменьшением масштабов всеобщей поддержки первого в мире социалистического государства финансовые расходы на информацию увеличивались, а количество лиц, сотрудничающих с советской разведкой на «идейной основе.» с припиской «подкрепленной личной материальной заинтересованностью», из года в год возрастало.
25 декабря 1930 г. на заседании политбюро рассматривался вопрос финансирования военной разведки на 1931 финансовый год. Принято решение «поручить комиссии политбюро пересмотреть смету Разведуправления в сторону дополнительного сокращения».
Органами безопасности СССР принято решение об установлении агентурного сопровождения деятельности крупных военачальников. Особое внимание при этом было уделено Тухачевскому.
Подсудимый Г.Ф. Гринько, бывший председатель Госплана Украинской ССР, показал, что «к 1930 г. относится обсуждение в нашей организации вопроса о необходимости договориться с Польшей об оказании военной помощи повстанческому выступлению на Украине против советской власти. В результате этих переговоров с Польшей было достигнуто соглашение, и польский Генеральный штаб усилил переброску на Украину оружия, диверсантов и петлюровских эмиссаров».
Январь 1931 года
7 января 1931 г. постановлением политбюро утверждена смета Разведупра на 1931 финансовый год. Военному ведомству выделялось 948 754 американских доллара и около 500 тысяч червонных рублей. Выписки из постановления были посланы Ворошилову (для сведения) и новому наркому финансов Гринько (для исполнения).
Начальство подвергло серьезной критике харьковское руководство ОГПУ. Ему рекомендовалось усилить репрессии как в среде военнослужащих РККА, так и в
Февраль 1931 года
4 февраля 1931 г. на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности Сталин констатировал: «Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».
В Красной армии усиливаются репрессии и в отношении бывших царских офицеров, проходящих службу на территории Украины. По данным на 7 февраля 1931 г., с начала года в подрывной деятельности против советской власти «сознались»: в Киеве — 68 военнослужащих РККА, в Днепропетровске — 29. В этих городах планировалось дополнительно арестовать еще около 200 человек. Успехи харьковских огэпэушников были намного скромнее. Но после очередной критики они исправились: за несколько дней арестовали почти всех (!) сотрудников штаба Украинского военного округа. Суровые условия следствия в Харькове практически не оставляли шансов большинству военных выжить в мясорубке местного О ГПУ.
С особой жестокостью следователи относились к армейской интеллигенции — штабным работникам и военным преподавателям гражданских вузов. К строевым командирам и случайно попавшим в ОГПУ штатским лицам пытки не применялись. Главным пунктом обвинений для большинства харьковских военных стала подготовка всеукраинского восстания.
Волна репрессий против офицерства также прокатилась по другим городам Украины. Однако, в отличие от Харькова, где казнили выборочно, в других украинских городах четко прослеживается киевский сценарий, когда расстреливались все офицеры, не служившие в РККА. В Днепропетровске, Одессе, Зиновьевске (название Кировограда в 1924–1934 гг.) особое внимание уделялось массовым арестам военнослужащих.
В Житомире, Виннице, Николаеве, Полтаве, Сумах, Сталине (Донецке) ОГПУ преимущественно арестовывало как действующих, так и отставных военных руководителей старшего и среднего звена; младшее звено командного и штабного состава его интересовало меньше.
Репрессии в Чернигове прошли по собственному сценарию. Гарнизон был представлен 7-й стрелковой дивизией. Пока Конотопский отдел ОГПУ гонял по Черниговщине кулаков, в одном из полков соединения вскрылась недостача 300 винтовок, 2 пулеметов, нескольких десятков тысяч патронов, гранат и прочего легкого вооружения. Следователи тут же это связали с организацией крестьянского восстания и арестовали, а затем расстреляли командира полка (бывший полковник и грузинский князь), а также его помощника по хозяйственной части (в прошлом донской белый офицер). Отсутствие весомых доказательств по поводу «контрреволюционной деятельности» руководящего состава дивизии и подчиненных ей частей позволило избежать ему казней и увольнений из армии. Большинство командиров и штабных работников с Украины были переведены в другие гарнизоны на территорию России. Среди «перемещенцев» находился и бывший начальник штаба 7-й стрелковой дивизии Федор Иванович Трухин — бывший офицер царской армии, служивший в РККА с 1918 г. Его перевели в Москву, где он преподавал тактику в Академии Генерального штаба. В 1940 г. стал генерал-майором. «7 июня 1941 г. раненым попал в плен, в лагере вступил в «Русскую трудовую народную партию», а затем стал одним из создателей Русской освободительной армии (РОА), у Власова занимал должность начальника штаба». 7 мая 1945 г. Трухин попал в плен к чешским партизанам, передан в СССР. Казнен в Москве 1 августа 1946 г.
Необходимо отметить, что, побывав в застенках НКВД-ОГПУ, пережив унижения и пытки, затаив обиду на существующий советский строй, в годы в Великой Отечественной войны многие военнослужащие Красной армии, попав в плен или оказавшись на временно оккупированной немцами территории, лихорадочно искали путей его свержения в различных псевдопатриотических формированиях, созданных и сотрудничающих с фашистами.
В Одессе по заранее составленным Одесским оперативным сектором ОГПУ (охватывал территориально, кроме Одессы, Николаев и Зиновьевск) спискам были арестованы и осуждены 41 военнослужащий (в основном бывшие офицеры) и около 200 кадровых военных, находящихся в запасе или отставке. Все бывшие генералы и офицеры после «чистосердечных признаний» расстреляны. Из казненных пытками не удалось сломить лишь престарелого генерал-лейтенантаГенштаба Н.В. Родкевича (отца известного полковника-генштабиста Н.Н. Родкевича, тоже репрессированного) и А.А. Рябинина-Скляревского (в то время известный украинский историк).